Главнейшие условия этого договора, заключенного 17 августа между боярами и Жолкевским, заключались в следующем: Владислав венчается на царство патриархом и православным духовенством; он обязывается блюсти и чтить храмы, иконы и мощи святых и не вмешиваться в церковное управление, равно не отымать у монастырей и церквей их имений и доходов; в латинство никого не совращать и католических и иных храмов не строить; въезд жидам в государство не разрешать; старых обычаев не менять; все бояре и чиновники будут одни только русские; во всех государственных делах советоваться с думой Боярской и Земской; королю Сигизмунду тотчас же снять осаду Смоленска и вывести свои войска в Польшу; Сапегу отвести от Вора; Марине Мнишек вернуться домой и вперед московской государыней не именоваться. Для представления же королю челобитья о дозволении Владиславу креститься в православную веру должны были отправиться большие послы из Москвы под Смоленск.
Заключение этого договора происходило на середине дороги между Москвой и польским станом. После присяги бояр и Жолкевского в соблюдении его условий в этот же день 17 августа присягнуло на верность Владиславу 10 тысяч человек.
На следующий день присяга происходила в Успенском соборе в присутствии Гермогена. Сюда же прибыли из-под Смоленска и русские тушинцы во главе с Михаилом Салтыковым, князем Василием Рубцом-Мосальским и Михаилом Молчановым, которые, по благосклонному отзыву о них Сигизмунда, «почали служить преж всех» королю.
«Патриарх же их не благословляше и нача им говорить: „Будет пришли вы в соборную апостольскую церковь правдою, а не с лестью и будет в вашем умысле не будет нарушение православной христианской вере, то будет на вас благословение от всего Вселенского собору и мое грешное благословение, а будет вы пришли с лестию и нарушение будет в вашем умысле православной християнской истинной вере, то не буди на вас милость Божия и Пречистая Богородицы и бутте прокляты ото всего Вселенского собору“. Якоже тако и збысться слово его. Той же боярин Михайло Салтыков с лестию и со слезами глаголаше патриарху, что будет прямой истинный государь. Он же их благослови крестом». Но когда к кресту подошел Михайло Молчанов, то Гермоген возмутился «и повел его ис церкви выбити вон безчестне».
Предчувствия Гермогена были вполне справедливы. Целуя крест боярам в соблюдении условий об избрании Владислава, Жолкевский отлично знал, что Сигизмунд сам хочет завладеть Московским государством, а Владислав был выставлен только для виду. Старый гетман ясно видел, что царем может быть только Владислав и притом лишь при условии принятия им православия; тем не менее, зная истинные намерения короля, Жолкевский тщательно скрывал их от бояр и, как увидим, действовал очень искусно в выгодах своего повелителя. Через два дня к гетману приехали из-под Смоленска Федор Андронов и Гонсевский и привезли приказ – приводить москвичей к присяге не Владиславу, а непосредственно самому королю. Но Гонсевский сам увидал, что это дело невозможное, и счел за нужное «не открывать этого, боясь, чтобы Москвитяне (коим имя его величества короля было ненавистно), – читаем мы в „Записках“ Жолкевского, – не восстали и не обратили желаний своих к самозванцу или к кому-нибудь другому».
Скрывая от бояр полученное приказание короля, Жолкевский приступил к выполнению своего обещания отвести Сапегу от Вора; вместе с тем гетман обещал Вору, если он покорится Сигизмунду, выхлопотать ему у сейма Самбор и Гродно для кормления. «Но он (Вор) не думал сим удовольствоваться, – говорит Жолкевский в своих „Записках“, – а тем более жена его (Марина), которая, будучи женщиной властолюбивой, довольно грубо отозвалась: „Пусть его величество король уступит его величеству царю Краков, и его величество царь отдаст королю Варшаву“». Марина приказала так ответить на предложение гетмана, без сомнения обнадеженная в успехе Вора тем обстоятельством, что Суздаль, Владимир, Юрьев, Галич и Ростов стали тайно пересылаться с ним, проведав, что вопрос о принятии Владиславом православия отложен.