Другим ревностным слугой короля был торговый мужик Федор Андронов. Сигизмунд решил приставить его к царской казне. «Федор Андронов, – писал он боярам, – нам и сыну нашему верою служил и до сих пор служит, и мы за такую службу хотим его жаловать, приказываем вам, чтобы вы ему велели быть в товарищах с казначеем нашим Василием Петровичем Головиным». Иначе выражается про Андронова летописец: «А король прислал в казначеи московского изменника, торгового мужика гостиной сотни Федьку Андронникова. Он же ноипаче московским людям пакость делаше».
Скоро Андронов с «боярином» Гонсевским стали распоряжаться царской казной как своей собственной. Лучшие вещи отправлялись королю под Смоленск, но хорошо нагрел себе руки около этой казны и Гонсевский[32]
.По приезде в Москву усердный Андронов стал тотчас давать советы королю – что необходимо держать под Москвой польский отряд в полной готовности против жителей, а затем посадить во все приказы «надежных людей» из бывших тушинцев, преданных Сигизмунду. Про тех же, которые держали сторону патриарха и стояли за охрану православия и старого уклада Московского государства, Андронов писал: «А когда приберем их к рукам, тогда и штуки их эти мало помогут: надеемся на Бога, что со временем все их штуки уничтожим и умысел их на иную сторону обратим, на правдивую».
Король внял совету Андронова и отдал распоряжение, чтобы все важнейшие должности в столице были заняты вполне благонадежными людьми. «Москвой, – говорит С.Ф. Платонов, – должны были управлять именем короля тушинские воровские бояре и дьяки».
Сам Андронов сел, как мы видели, рядом с именитыми боярами в их думе, с важным званием казначея. Все же остальные «верные слуги» Сигизмунда из бывших тушинцев были распределены по московским приказам распоряжением короля от 10 января 1611 года: Михайло Молчанов – на Панский; князь Ю. Хворостинин – на Пушкарский; дьяк И. Грамотин – на Посольский, получив звание великого печатника, Иван Салтыков – в Казанском дворце и так далее.
Еще ранее этого, в середине октября 1610 года, какой-то поп, не то Харитон, не то Никон, показал на пытке Гонсевскому, что бояре сносятся с Вором и хотят сообща с ним изгнать поляков из Москвы. Дело это представляется очень темным и притом маловероятным ввиду боязни бояр влияния Вора на чернь и их угодливости по отношению к Сигизмунду, но Гонсевский поспешил воспользоваться этим оговором и с той поры перестал стесняться с боярами; он ввел в Кремль несколько немецких наемников, расставил пушки по стенам и окончательно взял управление городом в свои руки. «Он даже, – говорит С.Ф. Платонов, – арестовал князей А.В. Голицына, И.М. Воротынского и А.Ф. Засекина. Остальные же бояре хотя и не были даны «за приставов», однако чувствовали себя «все равно что в плену» и делали то, что им приказывал Гонсевский и его приятели; от имени бояр составлялись грамоты: боярам же приказывали руки прикладывать – и они прикладывали». «Гонсевский с людьми, присягнувшими королю, – читаем мы в «Истории» С. Соловьева, – управлял всем: когда он ехал в Думу, то ему подавали множество челобитных; он приносил их к боярам, но бояре их не видали, потому что подле Гонсевского садились Михаил Салтыков, князь Василий Мосальский, Федор Андронов, Иван Грамотин; бояре и не слыхали, что он говорил с этими своими советниками, что приговаривал…»
Особенно оскорбляло бояр, что выше их в Думе сидит торговый мужик Федор Андронов. Но не был доволен высоким положением Федора Андронова и другой изменник – Михайло Салтыков; между обоими немедленно возникла жестокая вражда, и оба наперерыв старались писать друг на друга доносы Сапеге для доклада королю.
Так к началу 1611 года после распада великого посольства под Смоленском распалось и боярское правительство в Москве и заменилось властью польского воеводы Гонсевского и кружком русских изменников, исключительно преследовавших свои личные цели и уже продавших Родину Сигизмунду за полученные от него и обещанные в будущем выгоды.
По мнению С.Ф. Платонова, королю оставалось сделать всего один шаг, чтобы объявить себя вместо сына московским царем: надо было образовать в Москве покорный себе «совет всея Земли», который его бы и избрал на царство.