Гайял нетерпеливо повернулся к Куратору, ожидая пояснений. Керлин поднял указательный палец, призывая к молчанию: «Совершенно верно! Весьма проницательное наблюдение – тем более, что у нас под рукой высокоскоростной ротор, наматывающий когнитивные бобины информационных блоков… А теперь смотрите: я выбираю на панели оно из сетчатых переплетений, вытягиваю из него отдельную нить и – как и следовало ожидать! – сеть распускается, распадается, разматывается. Давайте закрепим эту нить на бобине ротора – сделаем петлю и затянем ее на оси…»
«И призрак не замечает то, что вы делаете?» – с сомнением спросила девушка.
«Ни в коем случае! – заверил ее Керлин. – Панель из витреана скрывает наши действия. Так или иначе, призрак слишком озабочен своей участью, чтобы обращать внимание на что-нибудь другое. Теперь погасим световую клеть: наш узник свободен».
Призрак, продолжавший корчиться от света, взлетел высоко в воздух.
«Ступай! – приказал ему Керлин. – Вернись в породившую тебя каверну! Прочь, возвращайся!»
Призрак удалился. Керлин сказал Гайялу: «Следуй за ним и проследи за тем, чтобы Бликдак всосал его в ноздрю».
Гайял осторожно последовал за призраком на безопасном расстоянии, пронаблюдал за тем, как демон втянул его в темную ноздрю, и бегом вернулся туда, где Керлин ждал около ротора: «Призрак вернулся в лоно Бликдака».
«А теперь, – объявил Керлин, – включим ротор и посмотрим, что из этого получится».
Ротор вращался с незаметной для глаз скоростью; бобина длиной с человеческую руку покрывалась призрачной пряжей, сначала переливавшейся радужно-пастельными тонами, затем, по мере утолщения, матово-перламутровыми и, в конечном счете, бледными молочно-желтоватыми, как слоновая кость.
Ротор крутился, совершая миллионы оборотов в минуту и, незаметно для ничего не подозревающего демона, наматывая нить его плоти, слой которой постоянно наращивался.
Ротор вертелся; бобина наполнилась – бледный цилиндр с шелковым отливом. Керлин остановил ротор, Гайял поспешно вставил в него новую бобину, и процесс разматывания Бликдака продолжился.
Намоталась третья бобина, четвертая, пятая – наблюдая за Бликдаком издали, Гайял не замечал никаких перемен: гигантское лицо дремало, пожевывая и почмокивая губами, производившими те самые щелкающие похлопывающие звуки, которые насторожили Гайяла с самого начала.
Заполнились восемь бобин. Бликдак открыл глаза и в замешательстве повел ими направо и налево.
Двенадцать бобин. На физиономии Бликдака, поперек узкого лба, возникло пятно; рот демона раздраженно поник, он недовольно зашипел, стал беспокоиться.
Двадцать бобин. Голова Бликдака напоминала брошенный в канаву гниющий фрукт; кожа, раньше отливавшая металлическим глянцем, приобрела воспаленный красновато-коричневый оттенок, глаза выпучились, рот раскрылся, бессильно вывалился язык.
Пятьдесят бобин. Бликдак растворялся. Верхняя часть его черепа склонилась к волокнистому рту, глаза горели, как раскаленные угли.
Шестьдесят бобин. Бликдака больше не было.
С исчезновением Бликдака исчез и проход из Джелдреда – демонического мира, служившего приютом и убежищем этому воплощению зла. Теперь пролом в стене упирался в тупик обнаженной, сплошной и твердой скальной породы.
А в зале Механизмуса красовался штабель из шестидесяти выложенных аккуратными рядами бобин. Распущенное таким образом зло радовало глаз чистотой и радужным отливом.
Керлин прислонился спиной к стене: «Я покидаю вас, мое время пришло. Я хорошо хранил Музей, и вместе мы изгнали из него демона… Слушайте внимательно! Я передаю вам полномочия Куратора. Отныне вы обязаны беречь и охранять Музей Человека».
«Зачем? – спросила Ширль. – Земля тоже умирает… К чему все эти знания?»
«Теперь они важнее, чем когда-либо! – задыхаясь, прохрипел Керлин. – Не забывайте: на небе – яркие звезды, вечные звезды… Музей подскажет людям, как найти и заселить молодые миры. Всё, мне пора. Прощайте».
«Подождите! – взмолился Гайял. – Подождите, прошу вас!»
«Чего мне ждать? – прошептал Керлин. – Я хочу только покоя, а ты зовешь меня обратно?»
«Как извлечь информацию из черных ящиков?»
«В моих апартаментах – ключ к указателю. Я посвятил его составлению всю жизнь…»
Куратор умер.
Гайял и Ширль поднялись по лестнице входного колодца и стояли за порогом на древних мраморных плитах. Давно наступила ночь – мрамор бледно белел под ногами, обломки колонн торчали черными тенями на фоне звездного неба.
Далеко над равниной подмигивали сквозь листву теплые желтые огни Сапонса.
Гайял сказал девушке: «Вот он, Сапонс – там твой дом. Ты хочешь вернуться?»