Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель

— Для того чтобы возникла такая ситуация, погрешность расчета должна была бы составлять десять процентов. В моей системе прогнозирования ошибка редко выходит за пределы одного процента.

Кугель начал было подсчитывать в уме годы и века, но чародей, указав на черный диск, приказал ему снова встать на него:

— Назад! И не двигайся, а то хуже будет!

Кугель вспотел от страха, колени его дрожали и подгибались, но он вернулся на указанное место.

Фарезм отошел в дальний конец помещения, где он вступил в середину бухты гибкой золотой трубки, тотчас же туго обмотавшей его торс по спирали. Затем чародей взял со стола четыре небольших черных диска и принялся тасовать их и жонглировать ими с такой быстротой и ловкостью, что в глазах Кугеля диски превратились в смутные пересекающиеся траектории. Наконец Фарезм отбросил диски в сторону; вращаясь и кувыркаясь, они повисли в воздухе, постепенно приближаясь к Кугелю.

Фарезм взял белую трубку, прижал ее конец к губам и произнес заклинание. Трубка вспучилась, раздулась и превратилась в большой шар. Закрутив пальцами оставшийся открытым конец трубки, Фарезм прокричал громовым голосом еще одно заклинание, швырнул белый шар так, чтобы он столкнулся с плавающими в воздухе четырьмя черными дисками, — и все взорвалось. Что-то обволокло и схватило Кугеля, то пытаясь разорвать его во всех направлениях, то сжимая его с такой же безжалостной настойчивостью; в конечном счете он был выброшен в направлении, перпендикулярном всем трем измерениям, с усилием, эквивалентным энергии потока времени протяженностью в миллион лет. Искаженные видения и ослепительные огни стали мелькать у Кугеля в глазах — он потерял сознание.

Кугель очнулся в зареве золотисто-оранжевого света — никогда раньше он не видел такого сияния. Он лежал на спине, глядя в теплые, светлые, мягко-голубые небеса, непохожие на суровый темно-синий небосвод его времени.

Проверив, действуют ли его конечности, Кугель не обнаружил никаких повреждений, сел, а затем медленно поднялся на ноги, моргая в непривычно слепящих солнечных лучах.

Топография окружающей местности изменилась несущественно. Северные горы стали выше, их силуэты были резче очерчены, и Кугель не мог определить, откуда именно он с них спустился (точнее говоря, откуда он с них спустится в далеком будущем). Пустынное плоскогорье каменоломни Фарезма теперь занимал низкорослый пролесок — роща деревьев с перистой светло-зеленой листвой, на ветвях которых висели грозди красных ягод. Равнина под плоскогорьем выглядела по-прежнему, хотя реки текли в других направлениях, а по берегам рек расположились три больших города — один поближе, два других дальше. Ветерок, поднимавшийся из долины, приносил странный терпкий аромат, смешанный со знакомыми с древности запахами плесени и затхлости — Кугелю казалось, что воздух наполняла какая-то необычная меланхолия. В самом деле, ему почудилось, что откуда-то раздавались тихие звуки музыки — медленная жалобная мелодия, настолько печальная, что от нее невольно слезы наворачивались на глаза. Кугель попытался найти источник этой мелодии, но она постепенно затихла и смолкла, пока он занимался поисками, и зазвучала снова только после того, как он перестал прислушиваться.

Наконец Кугель обратил внимание на утесы, возвышавшиеся на западе, и снова, еще сильнее, чем прежде в будущем, ощутил приступ дежавю. Кугель в замешательстве поглаживал подбородок. Так как он теперь смотрел на эти утесы на миллион лет раньше, чем в другой раз, в принципе теперь он должен был видеть их впервые. Но при этом, несомненно, он видел их во второй раз, так как в его памяти сохранилось первоначальное впечатление от этих утесов, воспринятое в будущем. С другой стороны, причинно-следственная логика времени была неопровержима, в связи с чем его нынешнее впечатление предшествовало изначальному.

«Парадокс! — подумал Кугель. — Воистину головоломка!»

Какое из двух впечатлений служило причиной неприятно щемящего ощущения давнего знакомства с ландшафтом, посетившего его в обоих случаях?..

Кугель решил, что размышлять на эту тему было бесполезно, и уже почти отвернулся от утесов, когда заметил краем глаза какое-то движение. Он снова присмотрелся к утесам, и воздух внезапно наполнился вибрирующей напряженной музыкой — той музыкой, которую он слышал раньше, музыкой скорби и возвышенного отчаяния. Кугель застыл от изумления. Высоко на фоне отвесного обрыва взмахивало крыльями большое белое существо в развевающихся на ветру белых одеждах. Его длинные крылья, с ребристыми прожилками черного хитина, состояли из натянутой серой мембраны. С почтением, граничавшим с ужасом, Кугель наблюдал за тем, как крылатое существо нырнуло в пещеру, зиявшую высоко в стене утеса.