Со стороны тропинки послышались возбуждённые голоса. По водной глади и прибрежной траве заметались яркие фонарные лучи, превращая всё вокруг в головокружительное лазер-шоу. Женщина поморщилась и попыталась самостоятельно сесть. Ей это далось с трудом. Опершись на руки, она с изумлением принялась рассматривать узкую лунную дорожку на воде, тёмный берег и каких-то мокрых дрожащих детей…
Глава 36
Жара. Огнедышащее Солнце. Оно занимает полнеба. Жёлтый раскалённый песок укрывает всю Землю. Нет ни тени, ни воды, ни ветра. Нет больше и сил. Яна лежит на спине, словно сказочный Гулливер, а по ней ходят и лазают крохотные лилипуты. Надо лбом и вокруг головы кружат бальными парами злобные эльфы, постреливая из своих крошечных луков в глаза красными стрелами. Лилипуты, разодетые в мушкетёрские наряды, прохаживаются по горячей груди, погружая в неё серебряные шпаги. Этого действа им кажется недостаточно, и передовой мушкетёрский отрядик, отважно подступив к горлу, безжалостно вонзает в него своё оружие.
— Больно… пить… воды… — пытается вспугнуть мушкетёрчиков израненное горло, но те лишь задорно хохочут и продолжают колоть его острыми шпагами…
Тёплая чашка, пахнущая малиной и мёдом, прикоснулась к сухим губам Яны и пролила в болезненное горло несколько чайных глотков. Чья-то мягкая рука тем временем приподняла и придержала голову девочки.
— Как тебе, моё солнышко? Немного лучше? — нежно поинтересовался мамин голос, и Яна открыла глаза. Было нестерпимо жарко, болела голова, а бессильное тело являло собой некое продолжение влажной подушки. В комнату Яны, сквозь сиреневый куст и открытое окно, пробивалось утреннее солнышко.
— Жарко и душно, мамочка… Я хочу в холодную воду!
— Нет, счастье моё, в холодной воде ты уже побывала!
— Мама, а где Вовка? Что с ним? Кажется, я его потеряла на берегу…
— Вовке ничего! День пошморгал носом — и порядок! Приходил к тебе вчера, цветы принёс — я их в вазу поставила, варенье вишнёвое и тортик…
— А я что?
— Ты? Жар у тебя сильный был, металась по кровати, как угорелая! Я уже и не знала, что тебе давать… Достань-ка градусник.
Яна извлекла и подала маме термометр, больно приставший к подмышке, и попыталась сбросить с себя душное одеяло. Но мама тут же вернула его на место:
— Погоди, не раскрывайся пока! Потерпи…
— Сколько там?
— Тридцать пять и семь! Упадок сил… Кризис миновал! Пора подкрепиться, спасательница ты моя! Почти трое суток без еды, скелет один остался. Чего бы тебе хотелось?
— Хочу жареной картошки, пиццу, горячий бутерброд с сосиской, омлет, солёных грибов и… холодного томатного сока!
— Прекрасно! Только всего понемножку для начала, хорошо?
— Хорошо… Мама, а как та женщина, которую мы с Вовкой из воды вытянули? Она живая, да?
— Зинаида Васильевна? Конечно, она очень крепкая и закалённая оказалась, не то, что ты! Вчера с Вовкой приходила тебя навестить!
— Неужели та самая Зинаида? Подружка Гарика? Вот оно что! А я ничего не помню…
— Естественно, что не помнишь! Температура за сорок была!
— Ого! А что они говорили? Ну, Вовка и эта Зинка…
— Яна! Что за выражения?! Какая она тебе Зинка? Зинаида Васильевна, к твоему сведению, прекрасный врач-педиатр, кандидат медицинских наук! Если бы не она, то ты…
— Прости, мама! Мне она казалась совершенно другим человеком! Теперь мне понятно, что с женщиной может сделать… глупая и слепая любовь!
— Ты что, бредишь? Зинка, подружка Гарика, глупая любовь…
— Не знаю, что-то в голове перемешалось…
— Оно и видно. Я на кухню пока схожу, а ты лежи и не вставай до моего прихода, договорились?
Кивнув задумчиво головой, Яна уставилась в окно, за которым шелестело, щебетало и источало цветочный эфир лето. Хотелось вырваться во двор и помчаться стремя голову к прекрасному парню Вовке, бывшему рохляку и маменькиному сынку! Почему бывшему? Потому, что отныне он стал для неё, мерзкой и противной девчонки, смелым и самым-самым прекрасным другом на свете! И она его, как ни странно, уже полю…
Заныл мелодично входной звонок, и Яна растерялась. А вдруг это Вовка? Глянет вот сейчас на неё, больную и измученную уродину со всколоченными волосами, и никогда больше не станет с ней дело иметь! Да, такой парень одиноким не будет никогда! Повезёт же кому-то… Ой, где это сумочка и зеркальце? Не видно нигде… Что же делать?
Приветливо скрипнула входная дверь, и в гостиной забубнили чьи-то голоса. Не придумав ничего лучшего, Яна юркнула под одеяло, оставив снаружи лишь нос и глаза; лоб аккуратно укрыла влажным полотенцем, и принялась ждать. Глаза, на всякий случай, прикрыла, оставив едва заметные тонкие щёлки…
Первым на пороге возник Вовка, а за ним чья-то белая фигура.
— Яна! Принимай гостей! Зинаида Васильевна, Вовка, присаживайтесь! — раздался за посетителями мамин голос и Яна, скрепя сердце, открыла глаза.
— Здравствуйте! — тихо произнесла Яна, краснея и стягивая со лба полотенце.
— Здравствуй, здравствуй, моя дорогая! — забасила Зинаида, усаживаясь на диван и укладывая на него какую-то подарочную коробку, увенчанную розовым бантом, и серебристый чемоданчик с алыми крестами на боках.