Сказания земли Ингесольской

— Да, папа, ты прав. Это деревня. Ага… горячей воды наверняка нет. Наверное, придется колоть дрова… и что? Думаешь, если там нет горячей воды, я погибну от холода? Или зарасту грязью?.. Ну да, там свободно место. У них сейчас библиотекаря нет. Вот я и буду…Бегут? ну другие пусть бегут, а я намерена там работать. Не читают? Так это же моя работа — чтобы стали читать. Конечно, я наивна. Ты полагаешь, если я останусь тут, я избавлюсь от наивности? Пап, это бесполезный разговор. Я уеду…Не волнуйся, если будет очень трудно, сразу все брошу и прибегу обратно. Честное слово. Да, пап, чуть что — обязательно напишу тебе. Почта там есть. Наверное, и позвонить можно. Телеграмму точно можно. Да. Да. Спасибо, пап. Пока.

Ирена выключила трубку и положила ее на стол. Мама смотрела с тревогой, осознав, что вмешательство Вита не помогло.

— Ну почему именно этот твой Тауркан? — спросила она плачущим голосом. — Что тебе делать в этой глуши, там же запустение и дикость!

— Нести разумное, доброе и вечное, — ответила дочь. — Тут и без меня донесут. А там я буду на переднем крае.

Только не ляпнуть про сказки и лесных духов. Этого мама не только не поймет — окончательно решит, что дочь рехнулась.

— Мам, я буду тебе писать. Как приеду — напишу сразу. И правда — если будет плохо, немедленно вернусь. Ладно?

— Это все твой прадед, — с тоской сказала мама. — Его дурная кровь.

Прадед был бродяга по натуре. Сколько раз срывался с места. То строил железную дорогу в тайге. То оросительный канал в степи. То город за полярным кругом. Прабабка каждый раз вздыхала и ехала за ним — в комариные болота, в рыжие бескрайние ковыли, в вечную ночь и под палящее солнце. И бабушку тащила с собой. Как только бабушке стукнуло шестнадцать, она осела в Осмераде и больше не сдвинулась с места. А прадед с прабабкой продолжали мотаться по всей стране, пока наконец у старика на восьмом десятке не прихватило сердце и он не остановился — в Петровце, в двухстах километрах от столицы. Мама с детства наслушалась от бабушки мрачных историй о неустроенной бродячей жизни и испугалась ее навсегда. И вот теперь — не иначе, гены взяли свое.

Надо же, такая всегда была покладистая девочка. Училась хорошо и слушалась старших. Ну — не захотела стать экономистом. Бывает. Кто же знал, что в тихой профессии библиотекаря могут оказаться такие подводные камни!

Но наследственность, увы, многое объясняет, и ничего с ней не поделаешь.

— Не забудь теплые вещи, — вздохнула мама, сдаваясь.

--

Пять суток поездом. Мерный перестук колес, вагон качается, и качается за окном, постепенно меняясь, мир. Убегают назад поля с перелесками, мелькают деревни, появляются и исчезают города. С грохотом проносятся фермы мостов и, медленно поворачиваясь, утекают своей дорогой малые и большие реки. По ночам рядом с вагоном катится круглая бледно-желтая луна, по подушке пробегают узкие полосы теней. В окно дует, Ирена кутается в кусачее железнодорожное одеяло с головой. Соседи по вагону давно перезнакомились, давно все друг про друга знают — языки развязались. На нижних полках едет семейство — мама, папа и маленький мальчик. Ребенку скучно, он дергает Ирену за штанину и просит рассказать сказку — и она рассказывает про лесных духов Ингесолья. "А они бывают взаправду?" — спрашивает мальчик, и Ирена отвечает: "Не знаю, малыш, вот приеду туда — посмотрю". На боковушках едут старик с сыном, на каждой стоянке, если она длиннее полутора минут, выскакивают из вагона и разживаются выпивкой. Поддерживают себя в полупьяном благодушии. А Ирена покупает пирожки с рыбой и картошкой, запивает их кипятком из титана. Ох, как долго ехать. И ведь это только поезд. А от Верхнесольска нужно добираться автобусом, и это тоже будет еще не конец маршрута.

На станции Верхнесольск состав остановился в половине третьего ночи на целых пять минут. Моросил занудный мелкий дождь. Из Ирениного вагона, кроме нее, вышел только один человек — пожилой дядька в кирзовых сапогах и штормовке. Посмотрел на девчонку несколько свысока, цокнул языком, помог надеть рюкзак.

— Не скажете, где тут автовокзал? — спросила Ирена.

— Туда, — махнул рукой дядька. — Вдоль путей, а у переезда направо. — Неодобрительно покосился на ее кроссовки, покачал головой и пошел по шпалам в противоположную сторону.

— Спасибо, — сказала Ирена в удаляющуюся спину и двинулась в указанном направлении.

Мокрая щебенка шуршала и скрипела под ногами, заглушая упорный шелест дождя. Впереди светил фонарем переезд, и бесконечные ленты рельсов переплетались, сливались, разветвлялись, а над ними взблескивала висящая в воздухе мелкая водяная пыль. Шпалы было видно еле-еле, казалось, между ними бездонные провалы, поэтому поневоле приходилось ступать осторожно, внимательно глядя под ноги. Мокрое дерево скользило под подошвами.