Сказано — сделано

— Ого, кипит работа, — одобрительно сказала она. — Алексеевна, я на кухне чайник поставила. Попьёте с ребятками. Только ты сама-то на кухню не бегай, пошли кого из мальчиков. А я за квартиру иду платить. И за тебя заодно уплачу.

— Постойте, Елизавета Васильевна! Деньги-то возьмите.

— Да потом отдашь. Я ж третьего дня пенсию получила.

— Она очень хорошая, — сказала Марья Алексеевна, когда за соседкой закрылась дверь. — И всегда мне помогает, заботится. А ведь она старше меня — ей уже девятый десяток пошёл. Говорят, старики никому не нужны. Это неправда. Они нужны хотя бы друг другу. И может быть, ещё детям…

Не прошло и часа, как полка ровно и прочно повисла на стене. Ребята сами чувствовали, что работа вышла на славу. И они даже не пытались скрыть свою радость.

— Мёртво висит, — сказал Саша. — Теперь сюда хоть гири запихивай — не упадёт. Скорей полка рассыплется, а пробки из стены не вылезут.

— Объявляем полку торжественно открытой! — сказал Коля. — Ляпа, играй туш!

— Да погоди ты со своей тушью, — сказал Саша. — У меня идея.

Он взял с подоконника катушку белых ниток, протянул конец Коле и отошёл на три шага.

— Вот так. Представим, что это алая лента. Марья Алексеевна, разрежьте, пожалуйста, алую ленту. Тогда будем считать полку торжественно открытой.

— Сашенька абсолютно прав! — сказала Марья Алексеевна, со щемящей радостью глядя на мальчиков. — Только зачем же нитка? У меня тесьма есть.

Она порылась в шкафу и извлекла оттуда красную шёлковую тесьму, действительно прекрасно подходившую к этому незабываемому моменту. Ребята натянули её вдоль полки, Саша пропел туш, и Марья Алексеевна разрезала тесьму ножницами. Потом она отстригла от неё кусочек, оставив в руках алую полоску.

— Это на память, — с дрожью в голосе сказала она. Ей хотелось крепко прижать к себе эти славные лохматые мальчишеские головы и долго-долго держать их так, не отпуская. В эти минуты она от души позабыла и о своей грустной, одинокой старости, и о множестве тяжёлых утрат, заполнявших прошлую жизнь, и о том, что с каждой новой ночью всё сильнее теснит грудь тупая, жёсткая боль.

А потом все пили чай с малиновым вареньем.

Точнее, пили ребята, а Марья Алексеевна только сжимала чашку вечно зябнущими пальцами и с любовью глядела на своих гостей.

Когда ребята уже собрались уходить, Коля вдруг шлёпнул себя по затылку и сказал:

— Вот те на! Какие же мы ослы! Приколотили полку — и до свидания! Как будто в полке суть. А книги? Мы же не поставили книги!

— Ну, Колян, светлая голова! — сказал Саша. — Действительно, мы б сейчас ушли, а Марье Алексеевне пришлось бы потом самой всё ставить.

— Да что вы, мальчики, не надо, — пробовала протестовать хозяйка. — Это ж не к спеху. Мы как-нибудь потом с соседкой поставим.

Но ребята и слушать не хотели.

— Марья Алексеевна, никаких возражений! — сказал Коля. — И потом, на пустую полку просто неприятно смотреть. Всё равно что на раму без картины.

Книги лежали в стареньком серванте, на том месте, которое почему-то зовётся «горкой» и где обычно без дела пылятся лучшие семейные сервизы, чашки, бокалы и всякая керамическая чепуха.

Коля неторопливо вынимал книги, листал страницы, наугад читал по нескольку строк, пока в руках у него не оказалась тяжёлая, старая книга в коричневом тиснёном переплёте. «Лермонтов, тысяча восемьсот девяносто второй год, том второй», — прочёл Коля и замер. Ведь именно такая книга пропала у Павла Андреевича! Не совпадал только номер тома.

Коля твёрдо помнил, что у Павла Андреевича был первый том, а здесь стоял второй. Он уже раскрыл рот, чтобы поделиться своим открытием с другом, но потом вдруг передумал, ничего не сказал, задумчиво полистал книгу и осторожно положил её.

Прощаясь с ребятами, Марья Алексеевна сказала:

— А теперь обязательно приходите на пироги. Я буду вас ждать. Я буду вас очень ждать!

Выйдя на лестницу, Коля схватил друга за руку и горячо заговорил:

— Ляпа, ты знаешь, какую я сейчас книгу видел у Марьи Алексеевны? Ты даже не представляешь!

— Ну, ну, какую, не тяни!

— Лермонтов. Тот самый, что у Павла Андреевича пропал. Только второй том.

— А у него какой был?

— Первый.

— Да ты понимаешь, что говоришь?!

— Не знаю, Ляпа, пока ничего не знаю. Может, простое совпадение. Поэтому я и не стал её расспрашивать раньше времени. Бежим сейчас к Павлу Андреевичу и всё ему расскажем.

В дверях квартиры Павла Андреевича ребята увидели записку. Коля торопливо развернул листок и прочитал:

«Дорогие мои следопыты! Чувствую, что вы непременно на днях зайдёте. Поэтому пишу. Уехал в Новгород. Точнее, в местечко Марево на реке Ловать. Там живёт мой старый фронтовой друг. Мы с ним каждую весну встречаемся. Деньков через восемь-девять вернусь. Буду ждать. Ваш П. А».

— Ну, ничего, — сказал Коля. — Неделя не сто лет. Приедет, тогда и расскажем.

А в это время Марья Алексеевна неподвижно стояла возле окна, прижав к груди томик Лермонтова, который Коля так и не положил на полку. За окном на улице тысячи нарядных, по-весеннему одетых людей спешили по своим бесчисленным делам.