Сказано — сделано

Мы вошли в комнату. На полу у окна стояла наковальня, а вокруг валялись сплющенные блинчики капсюлей.

— На, бабахни, — сказал Генка и протянул мне молоток.

Я положил капсюль на наковальню и, вытянув руку, с опаской ударил. Капсюль пшикнул, выпустив струйку дыма.

— Кто же так бабахает! — возмутился Генка и выхватил у меня молоток. — Вот как надо! — И он с размаху трахнул по наковальне. Грохнуло так, что в голове зазвенело.

Ну, после этого и я не оплошал.

Когда от грохота мы почти оглохли, а в комнате стало невозможно дышать, мы вдруг с удивлением обнаружили, что в коробке остался один-единственный капсюль. На улице уже горели фонари, и с минуту на минуту должны были прийти Генкины родители.

— Дай мне последний раз бабахнуть, — сказал я, уже слабо что-либо соображая.

— Нет, — сказал Генка. — Последний. Приберечь надо на всякий случай.

— Да какой там ещё случай, — сказал я и потянулся за капсюлем. Но Генка накрыл коробку рукой.

— У меня светлая мысль, — сказал он, глядя на меня мутными глазами. — Завтра, если ты ещё что-нибудь помнишь, опрос по русскому. Учить сейчас бесполезно. Да и в голове туман — надо сходить проветрить мозги. Поэтому предлагаю сделать мину замедленного действия.

— Это как? — спросил я.

— А вот так.

Генка достал из ящика стола здоровенный длинный гвоздь.

— Кладём на донышко капсюля немного пластилина, насаживаем на острие гвоздя, а к шляпке тоже пластилин лепим. Вызывают тебя, к примеру, отвечать. Я подвешиваю гвоздь к трубе отопления — а труба-то горячая! — и сижу как ни в чём не бывало. Пока ты там бекаешь и мекаешь, пластилин плавится, гвоздь падает и — бабах! Ну, тут, натурально, паника, суета и переполох. Все в шоке. Опрос, естественно, отменяется.

Генкина мысль мне понравилась. И мы, открыв форточки, пошли гулять.

На другой день русский был первым уроком. Время шло, Мария Николаевна одного за другим вызывала ребят, а нас не спрашивала. И я уже с облегчением подумывал, что дело кончится миром. Тем более что утром на светлую голову Генкина светлая мысль показалась мне не такой уж и светлой. Но когда до звонка оставалось всего минут восемь, меня вызвали к доске.

— Вот что, Лапин, — сказала Мария Николаевна. — Времени у нас в обрез, а спросить тебя я хочу основательно. Поэтому сделаем так. Сейчас ты расскажешь мне басню Крылова, за которую у тебя двойка, а по русскому ты мне завтра ответишь.

Я мысленно прокричал троекратное «ура!» и сыграл туш. Басню-то я как раз знал! После маминой взбучки я знал её как таблицу умножения. Это была большая жизненная удача.

Я вздохнул свободно и громко объявил:

— «Лебедь, щука и рак». Басня Ивана Андреевича Крылова. «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт, и выйдет из него не дело — только мука. Однажды…»

И в эту секунду мой взгляд упал на трубу отопления. А там, словно кошмарное видение, висел ужасный ржавый гвоздь со зловещим жёлтым капсюлем на конце! Слова басни из моей головы как ветром сдуло. Я представил себе, что сейчас будет, и в ушах у меня раздался малиновый звон, а под языком почему-то стало щекотно. Я принялся подавать Генке отчаянные сигналы, чтобы он снял мину, но не тут-то было. Генка самодовольно улыбался и показывал мне большой палец, как бы говоря, что, мол, всё в порядке, сейчас жахнет.

— Ну, дальше, Лапин, дальше! — нетерпеливо сказала Мария Николаевна. — Однажды…

— «Однажды в студёную, зимнюю пору…» — забормотал я, мало что соображая, заворожённо глядя на страшный гвоздь. И в это самое мгновение адское Генкино изобретение пришло в действие: пластилин растаял, гвоздь как бы нехотя оторвался от трубы и плавно, набирая ускорение, понёсся вниз! Я зажмурился, сжался в комок и слегка присел. Но вместо ожидаемого грохота услышал только, как гвоздь слабо звякнул, упав на пол.

— Осечка, — облегчённо сказал я и открыл глаза.

— Вот именно, Лапин. Опять осечка, — сухо сказала Мария Николаевна, доставая из портфеля ручку с красными чернилами. Этой ручкой она любила ставить нам единицы.

С Генкой я не разговаривал три дня.

— За что? — удивился он.

— За светлую мысль, — отвечал я ему.

Телепатия

Трудная попалась задачка. Прямо заколдованная. Уж чего я только с ней не делал! То умножать всё подряд пытался, то делить, то вычитать! Наизусть даже выучил, но так и не решил.

«Наверное, в ответе опечатка», — подумал я.

Каждый раз, когда у меня задачка не получается, я думаю, что в ответе опечатка. Но потом всегда оказывается, что опечатки нет. Прямо невезение какое-то. Бывают ведь в книгах опечатки. Я сам видел, как в конце одной книжки было написано: «Замеченные опечатки».

«Позвоню-ка Генке, — решил я. — Тоже небось сидит корпит».

Только я номер набрал и сказать ещё ничего не успел, как Генка кричит мне:

— Серёга, ты?!

— Я, — говорю. — А что?

— Колоссально! Просто потрясающе! Ведь это я сейчас сказал, чтоб ты позвонил!

— Ничего ты мне не говорил. Я сам взял и позвонил. У меня задачка не выходит. И потом как ты мог мне сказать, если я дома и ты дома.