Скажи, что клянешься (СИ)

Хотя потеря горит в его взгляде и тоска кричит в глубокой синеве, глядящей в ответ, губа Ноя дергается. Его внимание падает на мою руку, поэтому я беру его. Что-то шевелится у меня в животе, и он слегка наклоняет голову.

"Прокатись со мной." Он сжимает.

Я сжимаю спину.

Все болтают вокруг меня, пьют в руках, а желудки полны самой вкусной еды моей мамы. Мейсон пригласил еще несколько ребят, которых, по его словам, Ной тесно обучал, а также нескольких, с которыми он был близок на протяжении четырех лет в Avix.

Я не могу поверить, что он старший. Это его последний год студенческой жизни, и его мама не увидит, кем он станет после, что бы это ни было.

Он теперь совсем один. Должно быть, он чувствует себя таким опустошенным.

Мои суставы напрягаются, и я опускаю глаза на колени.

Он совсем один…

У Ноя нет другой семьи.

Моя голова резко поднимается и приземляется на него менее чем в двадцати футах, и боль в спине усиливается.

Ной сидит, глядя в никуда, Пейдж рядом с ним, поддерживая его.

Ной

Мой разум не останавливается, но это странно, потому что мой разум как будто пуст, как будто в нем ничего не проходит, но я здесь, я стою как мертвый, запыхавшийся после гонки, которую не могу вспомнить.

Сегодня слишком много, и, похоже, это тема.

Понедельник испытывает меня, а вторник еще хуже, но затем приходит среда и дает двум другим птицу. Четверг наносит свой вред, а затем пятница трахает меня боком, ведя меня к выходным, как «подержи мое пиво». Это бесконечная высокая веревка без звонка, разрывающая мои конечности при каждой попытке подняться.

У меня нет ни энергии, ни драйва.

У тебя ничего нет, Ной.

Мой подбородок падает на грудь.

«Я могу угадать ответ, но ради вопроса, ты хочешь поговорить об этом?» Пейдж успокаивается, ее голос неуверенный, но нежный.

Качая головой, я заставляю себя посмотреть на нее.

Она сидит на стуле напротив, ее тело скрючено, так что она смотрит на меня, с чашкой горячего чая в руке. Пейдж улыбается, опуская голову на спинку стула и наблюдая за мной.

Ее нос слегка краснеет, и она отводит рот в сторону, пытаясь побороть слезы, поглощающие ее.

Я хочу отвести взгляд, я не хочу сочувствия и ненавижу то, что мои чувства влияют на окружающих меня людей. Я не хочу, чтобы кто-то грустил из-за меня.

Я не хочу, чтобы кто-то чувствовал то, что чувствую я.

Полностью и совершенно беззащитен.

«Пейдж». Я протягиваю руку, кладу ладонь ей на колено, и она всхлипывает, кивнув.

Ее глаза скользят мимо меня, и ее грудь раздувается, когда они возвращаются к моей. — Она что-нибудь помнит?

Мои брови нависают, и я снова смотрю вперед. "Не совсем." Я думаю о том, как она упомянула об ориентации и о своем комфорте на кухне. «Ничего, что она осознала или что вызвало что-то еще, насколько она в любом случае поделилась».

«Она назвала меня по имени».

Моя голова поворачивается к ней, и Пейдж кивает.

«У меня не было возможности сказать ей, кто я такой. Она увидела меня и позвала меня по имени».

У меня кружится кишечник. "Что она сказала?"

— Она просила о тебе.

Надежда пронзает мою грудь, но она задыхается на одном дыхании.

Сейчас это не так просто.

Теперь, если Ари вспомнит, нет никакой гарантии.

Рука Чейза в горшке, и все, что ей нужно сделать, это схватиться.

Что-то мне подсказывает, что она близко.

Это в ее глазах, блеск, который был припасен для меня, когда Вселенная решила его украсть.

Это деликатно, но оно есть, и с каждым днем оно становится все больше.

Когда я встретил ее, я знал, что она не может быть моей, так же как я знал, что, когда я упаду сильнее, подъем обратно будет трудным, если это возможно, но знания того, чем все может закончиться, мне было недостаточно, чтобы повернуться. назад.

Путь к перекрестку трех дорог я бы прошёл десять раз, куда бы он ни вел, потому что любовь к Арианне Джонсон стоит риска.

Быть любимым ею — бесценно.

Время стоило мучений.

Особенно, когда мне пришлось столкнуться с тем, что я пытался отрицать, с возможностью, о которой я раньше не думал.

То, что она влюбилась в меня, не означало, что она разлюбила его.

Это означало, что она любит нас обоих.

Я хочу, чтобы она любила меня больше.

Вращая в кармане кольцо, которое подарила мне мама, я закрываю глаза, представляя улыбку на лице моей мамы в тот день. Тогда он даже не щелкнул, как должен был.

Это был ее последний солнечный день.

В последний раз ее душа сияла над этим жестоким миром, прежде чем он забрал ее из него. От меня.

Люди говорят, что этот день наступает, когда ты принял конец своей жизни; это последний прилив энергии и последний смех с теми, кого ты любишь, прикрытый ложной надеждой.

Моя мать любила только двух человек, когда умерла: один был я, а другой — девочка, которая ее не помнит.

Как она могла смириться с концом, если не знала, куда он приведет?