Скажи, что любишь

– Боюсь, вы зря пришли к нам, мистер Хингис. – Она бросила эту фразу через плечо, подходя к огромному окну и резким движением поддергивая голубые джинсы. – У нас уже установлена отличная сигнализация.

– Не думаю, что ваш отец пригласил меня в гости из-за этого, мисс Ливингтон. – Голос Алекса звучал тихо, но в нем отчетливо слышалась насмешка. – Полагаю, вы действительно Стефани? – резко изменив тему, добавил он.

– Конечно, а кем я еще могу быть?

От удивления девушка обернулась и взглянула ему прямо в лицо.

– Подружкой, – глядя ей прямо в глаза заявил Хингис.

– Моего отца? Едва ли! Как вы могли так подумать?

Александр лишь холодно пожал мощными плечами под безупречно сшитым пиджаком.

– А почему нет? Или вы могли оказаться горничной. – Слабая усмешка заиграла на его лице, когда он заметил полное недоумение на лице Стефани. – Никак не ожидал, что дочь Ливингтона окажется столь… столь зрелой…

Александр одарил хозяйку еще одним беззастенчивым взглядом: сначала внимательно взглянув на бледный овал ее лица со слегка выдающимися скулами и довольно большим ртом с полными губами, затем скользнул глазами по ее телу, не пропустив мягкой выпуклости ее груди и изгиба бедер под поношенными джинсами.

Последнее слово прозвучало с явной иронией. С таким же успехом он мог бы добавить слово «физически» к слову «зрелая» – казалось, оно повисло в воздухе.

Краска тут же залила бледные щеки Стефани.

– В конце концов, ваш отец не выглядит человеком, у которого такая взрослая дочь… – лениво продолжил гость, с удовольствием взирая на смутившуюся Стефани.

– Увы. Это последствия моей бурно проведенной молодости, – появляясь в дверях, вмешался в разговор Джефри. К смеху отца примешивалось смущение. – Мне едва исполнилось девятнадцать, когда родилась Стеф, хотя ее мать старше меня, ей тогда было двадцать четыре.

– Ладно, папа, – поспешно вступила в разговор Стефани. – Мне кажется, мистеру Хингису совсем не интересно слушать подробности нашей семейной истории.

– Наоборот, – улыбаясь заметил Алекс. – Признаюсь, я даже заинтригован. Направляясь сюда, я ожидал увидеть девочку-подростка. А вместо этого встречаю восхитительную блондинку, которая явно вышла из переходного возраста.

Если слово «восхитительная» было произнесено, чтобы польстить ей и успокоить, то оно не достигло своей цели – волнение девушки, наоборот, лишь возросло.

– Мне двадцать шесть, если именно это вас так интересует, – заявила Стефани.

И тут же пожалела о резкости своего тона, заметив внимательный взгляд, изучающий ее, и злые искорки, сверкающие в голубых глазах.

– Я бы дал вам двадцать два, не больше, -мягко отозвался Алекс. – Без косметики вы выглядите как юная девушка.

– Не люблю употреблять косметику постоянно. Я вынуждена… – Стефани резко оборвала начатую было фразу, не желая ничего объяснять. – Предпочитаю, чтобы кожа дышала, – поспешно поправилась она.

– Ну совсем как моя сестра.

Прозвучало это довольно вежливо и легко, но Стеф понимала, что от его внимания не ускользнула ее оговорка. Аквамариновые глаза резко сузились, и девушка почувствовала, что он полностью контролирует ситуацию.

Неприятное предчувствие шевельнулось у нее в душе. Внезапно стало трудно дышать, стены словно надвинулись на нее. Казалось, эта элегантно обставленная гостиная в серо-голубых тонах слишком мала, чтобы вместить нежданного пришельца. Впрочем, состояние удушья теперь неизменно появлялось у нее, когда она находилась рядом с любым незнакомым мужчиной.

– Кофе уже наверняка готов. Пойду принесу его. – Стефани рванулась к дверям.

– Миссис Смит займется этим, – удивился хозяйственному порыву дочери отец.

– Нет. – Девушка решительно покачала головой. – Пойду и принесу. Ты слишком много требуешь от своей экономки, папа. Уже седьмой час и надо дать ей отдохнуть.

Девушка поспешно вышла из комнаты, радуясь возможности избавиться от общества Алекса Хингиса, чье присутствие в доме отца действовало ей на нервы и чей пристальный взгляд просто выводил из себя.

В кухне, благодаря заботам экономки, все оказалось готово, но тем не менее, отпустив миссис Смит домой, Стефани оттягивала время возвращения в гостиную: то так, то этак расставляла на подносе чашки и блюдца, потом добавила тарелочку с печеньем, горячее молоко и сливки и, наконец, не зная, что еще можно сделать, замерла, уставившись отсутствующим взглядом на плотно задернутые занавески в цветочек. Она понимала, что старается любыми средствами избежать общества отца и его гостя.

Неужели ее возбуждение при виде Алекса Хингиса лишь естественная, учитывая последние события, реакция на присутствие незнакомого мужчины? Испытывает ли подобный страх любой человек, оказавшийся в ее положении? Так же ли ощущает все нарастающий стресс? Или ее реакция на гостя связана непосредственно с личностью Алекса?