Скажи, что любишь (СИ)

Я киваю, но он меня не видит, поэтому глухо добавляю:

— Да.

Он досадливо кряхтит и снова взъерошивает волосы, что на него вообще не похоже. Он же педант до мозга костей, привыкший к порядку во всем. Неужели нервничает?

— Знаю, что обещал не давить, но хочу поговорить о нас, — Обернувшись ко мне, Кир растерянно трет переносицу, будто собирается духом, и только после этого начинает говорить. — Я столько сил потратил на то, чтобы ты меня разлюбила, что теперь чувствую себя конченым идиотом.

— Почему?

— Потому что теперь мне отчаянно хочется вернуть все назад. Хочется, чтобы ты меня снова полюбила.

— Зачем? — я сплетаю пальцы в замок, чтобы унять предательскую дрожь.

— Затем, что я наконец понял, что ты самая женщина. Та, которая давно пробралась в мое сердце, и с которой я хочу быть.

Чувствую, как кривятся губы и щиплет в носу от подступающих слез. Если бы он сказал мне это раньше, до того, как протащил по пустыне безразличия, я была бы самой счастливой девочкой на свете, а сейчас не знаю, как реагировать.

У меня внутри все сжимается и трепещет, от того, что все это происходит на самом деле. От того, что мужчина, из-за которого я столько времени сходила с ума, стоит рядом и откровенно признается в своих чувствах.

Одна часть моя готова свалиться в счастливом обмороке. Зато вторая, колючая как еж, которую он сам лично дрессировал и прокачивал, не доверяет.

— Скажи честно…Это из-за дочери? Я отказалась выходить за тебя второй раз, и ты решил сочинить красивую сказку, чтобы снова загнать меня в западню?

Смолин смеется и сокрушенно качает головой:

— Я, наверное, совсем безнадежен. Первый раз в жизни созрел, чтобы сказать кому-то о своих чувствах, и то не верят.

— Прости, но… — развожу руками.

— Не извиняйся. Заслужил, — подходит ближе и присаживается на корточки напротив меня, — я люблю дочь. Надеюсь, ты в этом-то не сомневаешься?

Дождавшись моего кивка, Кирилл продолжает:

— Но она не при чем. Это касается только нас двоих.

Голубые глаза внимательно наблюдают за мной, и в них нет привычного холода.

На самом деле его давно нет, просто я отказывалась это принимать.

Айсберг оттаял. А вот мне холодно и не по себе.

— Я не знаю, что ответить.

— Ничего и не надо. Просто позволь и дальше быть рядом и не запрещай испытывать к тебе чувства.

— И что будет потом?

— Это уже мое дело, — улыбается, — но если тебя интересуют мои планы, то скажу. Я намерен сделать так, чтобы ты меня снова полюбила.

Я и так его люблю, просто научилась это скрывать и не ставить во главу своей жизни.

— Думаешь, получится?

— Ты же знаешь, я упрямый. Если цель ставлю, то не успокоюсь, пока не добьюсь своего.

— Звучит, угрожающе, — я пытаюсь незаметно вытереть потные ладони о колени, но Смолин замечает этот жест и перехватывает мои руки.

— Я тот еще террорист. Но обещаю, что больше не причиню тебе боль.

Черт, как хочется поверить, но за десять минут невозможно вытравить плохие воспоминания и свети рубцы с раненного сердца.

— Интересно на какой из губошлепин ты забудешь об этих обещаниях?

Кирилл реагирует абсолютно спокойно.

— Ни на какой. Я свой выбор сделал.

Он не сомневается, не юлит, не оставляет себя поле для маневра.

— А если я буду говорить нет? Долго и упорно. Что тогда? Куда либидо денешь? Или днем будешь заливать мне о любви, а ночью скидывать напряжение с какой-нибудь губастой свистулькой, — мне неприятно об этом говорить, но молчать нет смысла, — если так, то не трать мое время и просто отпусти.

— Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? — он пытливо смотрит мне в глаза.

— Я хочу знать наверняка, что тот, кто просит о втором шансе и говорит о своих чувствах, больше не предаст и не назовет «навязанной обузой». Нет смысла второй раз нырять в бездну, если однажды страховка уже подвела. Как считаешь?

— Ты – не обуза. И я готов доказывать это столько времени, сколько потребуется на то, чтобы у тебя пропали сомнения, — его ладони горячие по сравнению с моими холодными и дрожащими, — Я не в праве чего-то ждать от тебя или требовать. Я прекрасно это понимаю. Просто дай нам шанс. Остальное я сделаю сам. Теперь моя очередь бороться за наше будущее.

Я пьяна от его слов и собственных ощущений. Задыхаюсь.

Слишком остро и отчаянно сложно, но… но я хочу, чтобы за меня боролись. За нас. За Ксюху, которая заслуживает того, чтобы у нее были оба родителя.

— Хорошо, — прикрываю глаза, собираясь духом, — я готова попробовать. При условии, что ты не станешь давить на меня и торопить.

— Никакой спешки.

— Если еще раз сделаешь больно…

— Ни за что.

— Или предашь…

— Никогда.

Звучит уверенно, но я все-таки довожу свою мысль до конца.

— Если поступишь так, то я, не раздумывая, вычеркну тебя из своей жизни. В этот раз навсегда.

— Я понял.

— И это… — смущаюсь, — замуж можешь не звать. Не пойду, пока не буду уверена, что у нас есть будущее. И все недовольные могут идти лесом… Я имею в виду своего отца прочих родственников.

— Согласен. Все лесом, — Смолин предельно серьезно кивает, но голубые глаза улыбаются.

Он меня смущает.

— Возможно, ждать придется очень долго.

— Я самый терпеливый сукин сын на свете. Ты же знаешь.