Скажи это Богу

Однажды старик отважился и рассказал Тиме быль про этот монастырь. Как в 1779 году был построен его центральный собор - Николая Чудотворца. Как в 1939 году храм был закрыт, колокола сброшены, иконы сожжены, духовенство арестовано... Описал склад всякого хлама, долгие советские годы бывший здесь. Хотел объяснить, зачем комиссары жгут иконы, но не нашел слов. Тогда живописал шаровую молнию, ударившую в 1989 году в колокольню - строго в день памяти Святителя Николая, отчего все рухнуло и нечестивый склад наконец убрали вон. Тут опять надо было говорить о земной власти, у которой частенько чугунные колокола как на резиночке подвешены: то наземь швырнет, то восстановит в лучшем виде, а там сиди жди от нее новостей... Но и на таковой исторический сюжет слов старик не набрал.

Помолчал, стал рассказывать, как осенью 1998 года в день престольного праздника Покрова Пресвятой Богородицы в храме отслужили первую Божественную литургию, а в 2000 году, при поддержке состоятельных мирских людей, завершилось строительство точной копии прежней колокольни. И что одним из главных меценатов был некий врач из Москвы, которого глубоко уважает матушка-настоятельница, по имени Василий Неведров.

Тима и бровью не повела, услышав это имя.

Сторож вел Тиму к святому источнику, который некогда забил на месте явления Тихвинской иконы Божьей Матери, неподалеку от монастыря.

Слушая старика, Тима безмолвствовала, ей почему-то было холодно. Но у ледяного источника она встрепенулась, очень обрадовалась, выпила воды - и согрелась.

Старик заметил ее волнение и подумал, что сказал слишком много и слишком сразу. И слова - многие - Тиме неизвестны. Не напугалась ли? Ведь матушка не велела ему вести с ней бесед, кроме хозяйственных.

- Не бойся, - вдруг сказала Тима, прочитавшая его мысли. - Ты все сделал правильно. А теперь расскажи мне остальное, пожалуйста, особенно про людей. Прежде всего объясни - зачем люди Богу?..

Зачем Богу писатели?

- Пойдем туда еще раз?

- Пойдем, Алина, куда захочешь...

- Доктор, ты мог представить себе это хотя бы два месяца назад?

- Я и сейчас этого не представляю, Алина. Я стал чувствовать сердце.

- Болит?

- Предупреждает.

- Я стала чувствовать приговоренность к судьбе - острее, чем раньше. Чем уже путь, тем очевиднее, что не вырвешься. Я - человек порочный, но безгрешный...

- Болтушка. Усвой: ты пока не можешь придумать ничего умнее, чем поцеловать мужчину. В принципе. Извольте, сударыня, возлюбить ближнего. Может быть, ты наконец позволишь мне действительно помочь тебе? Для начала разреши сообщить тебе, что судьба, рок, предназначение, предопределение, фатум, фортуна - все это разные слова. Не синонимы...

- Я теперь совсем не могу написать ту книгу, из-за которой мы с тобой познакомились.

Профессор осмотрел свою болтушку, вспомнил про два?дцать пять лет разницы в возрасте и вынес вердикт:

- Я тоже не могу написать твою книгу. Я и читать тебя не хочу. Мне вредно. Придется просто жить. Хочешь?

- Но я погибаю, когда подолгу не общаюсь с буквами. Я ведь не фантазирую, не сочинительствую, я просто люблю буквы...

- Страдалица, - подытожил доктор. - Потерпи. Все проходит. А ты пока ни на что не годишься, писательница...

Выслушав его, Алина вспомнила Тиму, отвернулась от Нотр-Дам де Пари и подумала:

"Просить - надо.

У людей, чтобы получить помощь Бога, просить - надо.

У Бога, чтобы получить помощь от людей, просить - надо.

Просьба - продлевает жизнь, поскольку развивает сюжет просящего.

Творцу приходится заканчивать произведение, которое не берет от жизни.

Просьба нужна обеим сторонам.

Люди - Его руки.

Вот молитва моя: ведешь меня - веди еще. Веди всегда, а я - постараюсь.

Мне радостно - слушаться Тебя, ощущать Твою руку. Ежедневное чудо моей жизни - ощутимо, зримо. Смирением - это чудо называют?

Помоги Господи..."

А вслух сказала:

- Спасибо, доктор. А кто из нас прав, мы узнаем лишь когда вернемся на Землю...

Тело, душа и чудо

Профессор привез Алину в Шартр.

Картинная красота города с нерусской архитектурой почему-то взволновала этих русских путешественников до послед?него эритроцита. Гуляли праздно, как любовники, весь день, фотографировали собор и рассуждали о витражах, а также об уникальных шартрских мастерах - хранителях цветных стекол.

В Шартре порассуждать о глубокой старине, о мистическом ландшафте, о симпатичных домиках на воде - логично. Но болтать в Шартре о витражах собора Нотр-Дам де Шартр - то же самое, что в Москве о Красной площади, причем стоя на ней ногами.

Ну что говорить о витражах в виду самого большого витража в мире! Но очень приятно. И загадочно. Стоишь перед чудом, тебя прижало к чуду прямо носом, от чуда уже некуда деться, а ты все рассуждаешь и рассуждаешь.

Странные существа - люди!..

Ночью в отеле, прижатые к чуду прямо носом, они наконец обнялись. Поцеловались. А поскольку в минуту сотворения поцелуя они уже были обнажены, то им не потребовался ритуал: они и так уже разделись до костей и стали прозрачными друг для друга.

И наконец перестали болтать.