Скажи это Богу

А в составе головы, как известно, находятся голосовые связки, которые за все годы работы у микрофона я ни разу не сорвала, поскольку предусмотрительно не врала. От брехни связки садятся быстро: физиологический закон. Кровь приливает и не отливает. Застой, фрустрация. Возможны поломки. Если у кого хриплый голос - обратите внимание на здоровье, поскольку вы скорее всего часто врали.

Так вот, радио. Плакатик на стене. "А подписываешься - не удивляйся".

У микрофона "подписываешься" по десять раз в час, напоминая уважаемым слушателям, что программу ведет имярек. Это на книжкиной обложке имя только раз написано - и то стыдно бывает. А в эфире талдычишь и талдычишь: волны, диапазон, частоты, время, имя, тема. Предполагается, что граждане слушают кто с самого начала, а кто лишь в конце включился.

Предполагается, что граждане вообще слегка не в себе, потому что как можно слушать радио, смотреть телевизор, читать газеты...

Предполагается много чего - ироничного, циничного, лиричного...

Но. Любовь к микрофону овладевает человеком глубоко, как бешенство бродячей собакой.

От микрофонной любви сходишь с ума раз и навсегда, и тот, кто, упаси Боже, лишает больного этой любимой иглы, становится не просто врагом. Образ того, кто становится сакраментальным, от образа веет чудовищными загадками. Лишившего даже не хочется убить. Наоборот: хочется знать - как именно он будет вообще жить дальше? И вообще - образ палача всегда очень занятен для жертвы, если последняя успеет...

Плакатик, эх, плакатик. Ты, достопамятный, может, уж и не висишь в той милой редакции, а с тебя многое началось и никак не закончится...

Анна, я тебе еще не надоела?

(Конец Приложения 3)

Приложение 4

Юбиляру любви

Ученые расходятся во мнении: в 124 или 125 го?ду нашей эры родился Луций Апулей, чье место в вечности обусловлено его романом "Метаморфозы, или Золотой Осел". Я предлагаю считать все наши дни, пограничные между веками, - юбилейными для Апулея, поскольку они совпадают - в 1999 го?ду - с юбилеем Пушкина, а в двухтысячном - с выходом в свет второго издания русского романа-аллюзии "Золотая Ослица".

Карфагенский философ обязывает русского читателя относиться к его роману более чем внимательно, поскольку к Пушкину после его чтения Муза-то и явилась. Внимание, внимание, внимание.

Апулей родился в Мадавре, римской колонии в глубине Нумидии. После обучения риторике и другим начальным наукам в Карфагене, философии в Афинах, путешествий по греческому Востоку, адвокатской деятельности в Риме он вернулся в Африку, где и прославился. Ему еще при жизни была сооружена статуя, и он был избран на высшую местную должность "жреца провинции". Философ и маг, он снискал огромную славу, его имя обросло легендами.

С "философом" более или менее понятно, ведь Апулей был последователем Пифагора - ученого, который впервые употребил слово "философ" по отношению к самому себе. (Во многих учебниках Апулея ошибочно называют платоником и "вторым софистом".)

Но что же он сделал такого, чтобы схлопотать славу мага?

Для начала Апулей всего-навсего... женился. Дело было так. Странствуя по Африке, он встретил своего товарища по афинским занятиям и полюбил его вдовствую?щую матушку, чем вскоре вызвал сильнейшее недовольство ее родственников. Женщина была богата, но и сам Апулей происходил из небедной семьи, так что основные формальные претензии были вызваны неравенством по возрасту. На самом деле - имение и деньги, которыми владела добродетельная вдова Пудентилла, за?ставили наследников, хотя и с опозданием, спохватиться. Апулею пришлось объяснять им, что философ истинный к приданому равнодушен...

Женщина была околдована - заголосили обиженные (ведь муж уже имел известность как оккультист, знаток различных мистерий, гастролирующий оратор). Древние эзотерические учения одно за другим открывались Апулею, и постепенно сам он становился настоящим посвященным. Противники имели поводы к атаке: о ту пору обвинение в злокозненной магии было смертельно опасно.

Зависть к счастью, известности, богатству, таланту - все это было известно во втором веке нашей эры так же полно, как и в двадцатом.

Когда дело дошло до прямых обвинений в колдовстве, новобрачный подумал-подумал и сочинил "Апологию". Эту блистательную речь он произнес перед проконсулом Африки - "В защиту самого себя по обвинению в магии", - в результате чего был оправдан и выжил. Однако репутацию мага заработал навечно: весьма зрелая матрона Пудентилла очень любила своего мужа - тридцатилетнего красавца Апулея.

Да и как было не любить его? Красноречие, да на двух языках (а женщины античности тоже любили ушами), невероятно высоко ценимое современниками Апулея, принесло ему все мирское, к чему он стремился. Да, он хотел славы. Получил. Обвинение в колдовстве невольно дало ему возможность спасти свою свободу и любовь. Выступив с "Апологией", он вымостил себе гладкую широкую дорогу вдоль времени. Но ему была нужна вечность.