И в домашней обстановке он был мягким, уверенным руководителем и наставником, обожаемым всей семьей.
Он очень умно ладил с людьми. Например, когда в 1921 году в деревню явилась комиссия из города - изымать церковные ценности, он нашел свой подход к безбожникам. Вся комиссия была очень молода и самонадеянна; к своей работе она допустила только настоятеля (то есть отца Алексея) и старосту. Молодчики брали инвентарные книги и сами решали - что взять себе, а что оставить храму. Решали просто: храму всего оставлять по одному предмету. Серебряные оклады с икон сняли как сделанные в ХIХ веке, то есть не представляющие художественной ценности.
Видя аппетиты и компетентность прибывших, мудрый отец Алексей уговорил комиссию принять серебро - ложки, монеты - по весу... И молодые люди согласились, хотя во многих других случаях подобные комиссии ни за что не брали предлагаемое в обмен серебро, предпочитая отнять и изломать именно церковную утварь.
И пока матушка Анна Николаевна собирала свои семейные ложки (но их не хватило) и пока отец Алексей рассылал доверенных к знакомым, в щедрости которых он не сомневался, комиссию накормили обедом и они успели поиграть в футбол на лужке перед церковью. Расстались мирно.
Популярность отца Алексея с годами возрастала, и это, конечно, раздражало районных деятелей, а чинимые ими утеснения (лишение картофельного поля, доли в деревенском покосе и так далее) только увеличивали всеобщее сочувствие и уважение к нему.
В 1929 году исполнилось 25-летие его служения в селе. Он был награжден митрой и не удержался от устройства торжества при ее вручении: депутации с поздравлениями приехали со всей округи. А перед тем было поднятие колокола. Отец Алексей привез его из Москвы из подлежавшей сносу церкви, несмотря на увещевания его друга-юриста, бывшего однокашника по семинарии - не надо слишком громко звонить в таковые историче?ские моменты, когда "колокольный звон" не одобряется.
В те праздничные дни районные коммунистиче?ские власти и разработали тщательно обдуманный план: как избавиться от популярного, всеми любимого священника.
Как-то осенним вечером 1930 года при возвращении домой отца Алексея в кустах раздался выстрел, воспринятый им как нападение на него. Хотя отец Алексей шел в полном одиночестве, а о нападении сам он ночью никому, конечно, не сообщил, - наутро о происшествии чудом узнали все заинтересованные лица. Тут надо вернуться немного назад.
Незадолго до того в деревне по соседству появился присланный из города избач. Он, как водится, принялся ухаживать за деревенскими девицами, что закономерно обозлило местных парней. Избача два раза подстерегли и отколотили. Вот этим-то и воспользовались начальники: отца Алексея обвинили в подстрекательстве к убийству, а провокационный выстрел выдали за подтверждение. Утром провели обыск у отца Алексея. Ни ружья, ни следов никаких, конечно, не нашли, однако арестовали (по интуиции, так сказать) и в начале 1931 года выслали на вольное поселение под Архангельск на реку Пинегу валить лес. Оттуда его перевели в 1932 году на другой лесопункт, где сконцентрировали высланное духовенство работать на сплаве и распиловке.
Там отец Алексей подружился со своим напарником, тоже священником, и они поселились в комнатушке при домике, отведенном группе монахинь, которые стряпали и ухаживали за батюшками. Тут они могли в дружном единомыслии, плотно занавесив окна и заперев двери - шепотом, чтобы не услышали посторонние, петь праздничные службы и особенно - Великой Страстной недели и Пасхи. И так внутренняя жизнь не обрывалась. А в поддержку жизни телесной - дочери слали посылки. Правда, не все доходили до отца; например, очень нужные ему и с трудом приобретенные сапоги до адресата не дошли.
В начале 1930-х годов, когда проводилась кампания по паспортизации, матушку Анну Николаевну с детьми лишили московского областного паспорта и, чтобы окончательно очистить Московскую область от засоряющих ее элементов, отобрали у нее дом и имущество. Изгнанные на все четыре стороны элементы, к счастью, нашли временный приют в Москве у родственников и знакомых, где они мыкались до 1934 года, когда отца Алексея освободили - без права проживания в Москов?ской области. Он получил назначение в одну отдаленную сель?скую церковь, древнюю, деревянную, закрытую из-за ареста священника.
Там отец Алексей прежде всего занялся ремонтом, и сейчас же вокруг него сплотился коллектив единодумцев.
Четыре года, прожитые с семьей, в покое, почти на опушке огромного леса, где водились и грибы, и ягоды, и медведи, и волки, - были последними в свободной жизни этого исключительного по своей цельности человека.
16 февраля 1938 года его вызвали в райцентр "для проверки паспорта", арестовали, и он исчез в безмолвии и неизвестности. Когда впоследствии Анна Николаевна подняла вопрос и получила реабилитацию Алексея Ивановича "за отсутствием состава преступления", искали и перебирали документы и списки и наконец сообщили ей не место его смерти, а только дату - 20 января 1943 года.