Наконец ее родственники покинули кареты и направились к дому, где их ожидали, как и положено по этикету, герцог и будущая герцогиня. Дженис не смогла и далее сохранять на лице выражение чопорной леди, когда мама раскрыла объятия.
Со всех ног она бросилась к ней, крепко прижалась, обхватила за шею руками, вдыхая такой родной нежный аромат.
— Как я рада, что вы здесь!
Леди Брэди слегка отстранилась и широко улыбнулась дочери.
— Дорогая, как быстро все изменилось! — Она оглядела Дженис с ног до головы и поцеловала в щеку. — Передо мной влюбленная женщина! Я вижу это по твоим глазам, сокровище мое.
Сердце Дженис рассыпалось на мелкие осколки после этих слов. Да, она действительно влюблена — в мужчину, который ее отверг.
— Мама, нам нужно о многом поговорить, но это позже, а пока познакомься с миссис Фрайди, моей компаньонкой.
— Так герцог и сообщил нам в своем письме. А что же вдовствующая герцогиня?
Дженис покачала головой, и леди Брэди широко раскрыла глаза:
— Что‑то случилось?
— Она… немного не в себе, что‑то вроде раздвоения личности. Временами воображает себя королевой.
— Силы небесные! Герцог не упоминал об этом.
— Когда она осознает себя в реальном мире, с ней очень приятно общаться, — поспешила заверить ее Дженис.
К леди Брэди вернулась ее обычная бодрость.
— Ну что ж, с нетерпением жду, когда ты посвятишь меня во все детали.
Наконец дошла очередь и до маркиза. Он тоже заключил Дженис в жаркие объятия, словно не видел целую вечность, а не несколько недель, и шепнул:
— Прежде чем дам согласие на брак, я должен удостовериться, что ты этого действительно хочешь. Но уже сейчас готов спорить на что угодно, что предмет твоих помыслов вовсе не герцог.
— Но мне казалось, что вам с мамой очень хотелось видеть меня влиятельной и обеспеченной.
Дженис оглянулась, не слышат ли их, но вокруг стоял такой гомон, что необходимости перешептываться не было.
— О, дорогая девочка, родители иногда излишне амбициозны в своих ожиданиях, — сказал маркиз. — Ты же знаешь, мы хотим, чтобы ты была счастлива.
Казалось, он заглянул ей прямо в душу своими большими ирландскими глазами. Дженис не собиралась ничего ему говорить, пока они не останутся наедине, но все же не выдержала и, всхлипнув, прошептала:
— Я не хочу этого брака, папа. Помоги мне избавиться от герцога. Пожалуйста.
Отец погладил ее по голове.
— Считай, что дело сделано. Поговорим, когда все это закончится.
— Я люблю тебя, папа! — удалось ей сказать, прежде чем Роберт и Синтия оттащили ее в сторону.
Под глазом младшего братца красовался живописный фингал, который он заработал на аукционе Таттерсоллз, когда поспорил с другим юным джентльменом, обвинившим его в том, что он плохо разбирается в лошадях.
— Роберт, когда же ты повзрослеешь? — пожурила его Дженис, хотя мысли были еще там, с отцом.
Синтия закатила глаза:
— Все мужчины невоспитанные варвары.
Дженис тут же вспомнила, как Люк тренировал младших конюхов, и сердце ее сжалось от тоски.
— Что‑то не так? — встревожился Роберт.
К нему тут же присоединилась Синтия.
Смахнув непрошеные слезы, Дженис пожала плечами и, натянув на лицо улыбку, отправилась приветствовать остальных родственников.
Никто ни словом не обмолвился о предстоящей помолвке: все знали, что маркиз должен сначала побеседовать с Дженис, а затем с герцогом Холси.
После взаимных приветствий и объятий Изобел наконец увела детвору наверх пить чай. Оскар, примчавшийся поприветствовать родителей Дженис и остальных членов семьи, которую он давно считал своей, возвратился в конюшню, очень довольный, что в поездке обошлось без происшествий.
Дженис, разумеется, заметила с тяжелым сердцем, что Люк ни разу не показался перед домом, чтобы забрать лошадей, хотя другие конюхи были здесь и помогали Оскару.
Но она не станет думать о нем. Просто не станет, и все, хотя давалось это ей с трудом: забыть о том, чем они занимались в погребе, не давали нывшая спина, набухшие соски, саднившее местечко между ног.
Для всех остальных чай сервировали в парадной гостиной, дополнив его изысканным угощением: тонкими ломтиками хлеба с маслом, жареной говядиной и превосходными сырами. Подали также восхитительные глазированные пирожные, клубнику, виноград и шампанское. Холси был в ударе, отметила Дженис. Держался официально, но учтиво, блистал остроумием при случае и даже иногда проявлял сердечность. При общении с маркизой и герцогом Бичампом не выказывал ни малейшего раздражения, хотя оба говорили излишне громко.
Миссис Фрайди тоже, как видно, чувствовала себя непринужденно, и Дженис была очень рада этому.
— А как поживает ее светлость? — спросила леди Брэди, как только разговоры немного затихли и компания приступила к чаепитию.
Дженис понимала, что мама очень хотела бы услышать ее, но ответил герцог:
— Благодарю вас, хорошо… насколько можно ожидать от особы ее возраста.
Его холодный тон не допускал даже возможности расспросить о деталях, и всем хватило учтивости это понять.
Дженис поспешила вмешаться:
— Она теперь живет в своей прежней спальне — мы переселили ее. Я чувствовала, что ей некомфортно наверху…