Потом, чтобы Мура поняла, что у Саши много богатых друзей, и тем самым стряхнуть гнетущее впечатление от достатка подружки, Александра с удовольствием, в подробностях, рассказала о потрясающей нью-йоркской квартире ее друга Тома, у которого даже в ванной стоят диваны и кресла. Тем временем Мура провела Александру в предназначенную ей комнатку наверху.
- Это будет твоя ванная, ей никто не пользуется, пока… - многозначительное самодовольное поглаживание живота. - Это для тебя полотенца. - Красивые рулетики одинаковых полотенец лежали рядом с изящной вазочкой с ракушками. - А здесь, - Мурка распахнула большой бельевой шкаф в коридоре, - есть еще подушки и одеяла.
Наконец Сашка осталась одна. Светелка была премиленькая, под косым сводом чердачного потолка, с такими непривычными для израильтян обоями в мелкую розочку, с персидским ковром, постеленным поверх коврового покрытия от стенки до стенки. В рамке окна качались и шелестели кроны деревьев. У Тома в Нью-Йорке был роскошный кондо, но одно дело у Тома, тут Сашка просто гордилась тем, что у нее есть такой богатый приятель, а другое дело у Муры, которую она в прежние времена то и дело подвозила, и которая никогда ничего не решалась себе купить. А теперь… Александра не завидовала, но невольно подумала, что несмотря на ее тяжкую работу, и на весь ее успех, в Израиле такой дом остался бы вне ее возможностей, и это было несправедливо.
Она приняла долгий, как в гостинице, горячий душ, переоделась, подкрасилась, и спустилась вниз. В парадной столовой уже был накрыт большой дубовый стол, на кухонном острове стояли гигантские бокалы с красным вином, Мурка перекладывала креветки на красивое блюдо. Сашка стала болтать с ней, отщипывая виноград, и не могла не отметить, что постарела ее подружка. То есть, может, не то чтобы постарела, а как-то обабилась. Может, это беременность, может, замужество, а может - сидение дома, но на висках появилась незакрашенная седина, лицо как будто немного опухло, и выросло не только пузо, но и вся она растолстела, да и вообще непривычно было видеть Муру - в прошлом такую «софистикейтед», всегда общающуюся со всеми «ху из ху», полностью погрязшей в своем хозяйстве. Сашке захотелось сказать ей что-нибудь утешительное.
- А ты потрясающе выглядишь. Тебе идет быть беременной.
Мурка с улыбкой отмахнулась, а Сергей подошел к ней, обнял и поцеловал.
- Вот и я то же говорю. Я ее каждую неделю снимаю, чтобы ничего не упустить.
Александра вообще заметила, что он все время трогал Муру, постоянно обнимал ее, не смущаясь Сашкиным присутствием, и сюсюкал с ней. Насмотревшись на это, Александра твердо решила: а) никогда не жить в провинции, б) не беременеть, в) не позволять ни Максиму, ни какому другому своему мужу приобретать такие вульгарные манеры. Правда, Максим и не рвался проявлять к ней нежность на людях.
- Так как вам здесь живется? - не зная, о чем еще говорить с ними обоими, спросила за ужином Саша.
- Хорошо, - улыбнулась Мура. - Но стыдно. Превратились в обывателей.
- Ну и что? Не всю же жизнь быть нищенкой-подружкой? - намекнула на былое подруга старых дней.
- Нет, дело не в этом, - вздохнула Мура. - Знаешь, жизнь в Израиле - осмысленна по определению, одним тем, что ты там живешь и выживаешь, увеличиваешь собой силы добра, ты нужен и востребован, а в Америке ты сам ответствен за то, чтобы наполнить свое существование смыслом.
Востребованная и нужная Александра обвела глазами просторный дом и спросила:
- Это тебе так кажется, потому что ты от Израиля далеко. А мне нравится, как ты живешь. По-моему, в том, чтобы жить хорошо и спокойно, подальше от нашего дурдома, тоже есть немало смысла.
- Смысл не в этом, - отмахнулась Мура от дома. - Смысл в этом, - и она положила руку себе на живот. - Все ради него.
- И ради нее, - поспешно добавил Сергей, влюбленно глядя на Муру и опять потянувшись поцеловать ее.
- А что вы делаете? С кем общаетесь? - слегка затосковав, спросила Александра.
- Ой, здесь живут отличные ребята. Мы обязательно устроим вечеринку, и всех пригласим, и тебя познакомим. Я так тобой горжусь, Сашка! Я уже всем о тебе растрезвонила. Пригласим Марину и Леву, и Жанну с Юрой, и Таньку с Мишкой…
- А что, у вас здесь все по парам? - спросила Сашка.
- Угу, у нас как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре. Здесь одиноким людям плохо приходится, компания маленькая, новых людей почти нет, все семейные. Одиночки помаются, помаются, и отчаливают в более крупные города, вроде Чикаго, где чужое семейное счастье им не так глаза мозолит. - Мурка шутила, но Сашка сейчас вполне понимала этих гордых одиночек. - Я вот Сережу просто спасла, - самодовольно, как показалось Сашке, добавила Мура.
- Его бы любая спасла, - вежливо улыбнулась ему Александра. - А кто они, эти ваши приятели?
- Ученые, математики, программисты, инженеры, врачи…
- Ух ты, просто цвет советской интеллигенции!
- Да, среди русских здесь ни манекенщиц, ни журналистов. В Милуоки им нечего делать. И русская эмигрантская богема вся в больших городах. Здесь ни писателю, ни художнику нечем и незачем жить.