- Мам, мы с тобой почему-то идем по Нью-Йорку, и больше всего напоминаем пару погорельцев: я в кожаном пальто и в тапочках, и зачем-то с багетом под мышкой, а ты - в твоей нейлоновой куртке в розах и тащишь за собой колясочку с барахлом… Целеустремленно куда-то так идем, торопливо…
- А мне тоже приснился такой странный сон, что я сижу где-то, на вокзале, что ли, - охотно подхватывала Анна. - И чемоданчик у меня, с вещами. И я открываю его, и вижу, что это вещи-то - из моей прежней жизни. А потом смотрю, а там и детские вещички, и я их узнаю. Это твои детские одежки. И я думаю - батюшки, а ребенок-то где? Где же я ребенка-то оставила?
Из- за этих тоскливых материнских снов Мурка и решилась после шестилетнего отсутствия поехать в Израиль и навестить родителей. Близких друзей там осталось на удивление мало. Некоторые о ней забыли, о некоторых забыла она, с некоторыми была бы и рада встретиться, если бы этому не препятствовали сложности с детьми. С кем-то, например, с бывшими коллегами, не хотелось сталкиваться, потому что Мурка боялась подвергнуться остракизму как «изменница родины». А того, кто ее никогда не судил, там уже не было…
Об Александре Мура мало что слышала, но знала, что та проживает сейчас в Москве, где успешно снимается в различных фильмах. Переписка их оборвалась. Мурка несколько раз писала, но ответа не получила, даже пыталась позвонить, но Александру застать не могла, а на оставленные сообщения та не откликалась, так что Мура в какой-то момент обиделась и перестала ей надоедать. Циничная Жанка, которой все было подробно описано, вместо сочувствия только плечом пожала:
- Странная ты такая, Мура. Она же сама тебе признавалась, что никого никогда не любила? Чего же ей было для тебя-то делать исключение?
- Мы были как сестры. Дня не могли прожить, не пообщавшись друг с другом.
- А что ж ты о ней так мало заботилась?
- Как это мало? Не было разговора, чтобы я не пережевывала все ее жизненные ситуации и проблемы!
- Ну, знаешь, разговоры - они дешевы. Ее все кавалеры норовили тоже поддерживать в основном морально, и всех их пришлось бросить. О ней надо было заботиться и материально.
- Ну вот, видишь, тут-то я, наверное, и подкачала. Все норовила на бесплатку проехаться! Отделаться мелкими посылочками!
Так закончилась девичья дружба, и ничего страшного не произошло. Через пару лет, когда прошла первая волна боли и обиды, оказалось, что прекрасно можно жить и так. И есть кому и себя и новые шмотки показать, и с кем в кафе сходить, и с кем свои проблемы обсудить… Дети, муж, хлопоты, новые подруги, новые радости, - все это вытеснило из сердца Александру, которая больше так и не вернулась в ее жизнь. Только жаль, что писать больше некому, и что старые письма, в которых остался большой кусок собственной жизни, уходят в небытие со сменой компьютера…
А где- то год-полтора после последнего ее с Александрой разговора, когда Мурка заканчивала клеить обои в подвале, позвонила Анна и, поговорив о том, о сем, вдруг вспомнила:
- Слушай, а подружка-то твоя, Александра, мне тут случайно о ней Галина рассказала, кинозвездой стала. На кинофестивале в Сочи объявлена любимицей публики.
- Отлично, - пожала плечами Мура. - Только она уже не моя подружка.
- Ну понятно, - поспешно согласилась Анна. - Она теперь важный человек, что ей с какой-то домохозяйкой водиться. Не престижно. С домохозяйками даже мужьям скучно, - с плохо завуалированным воспитательным смыслом добавила Анна.
- Угу, - рассмеялась дочь. - Если Сереже скучно станет, я на денек уеду, пусть его сыновья развлекут. А что еще про Сашку рассказывала твоя Галина? - не выдержала Мурка.
- Она вроде замуж за какого-то итальянского графа вышла.
- За какого графа? - обомлела Мура. - У нее же был муж, Максим.
- Про Максима ничего не знаю. Про графа слышала. Вроде друг Муссолини.
- Муссолини?! Мам! Не может быть!
Анна смутилась, но через пару секунд нашлась:
- Ну, может, не Муссолини, а Мастрояни. Эта Галка, она там все напутала.
- Друг Мастрояни тоже ей в дедушки годится…
- Зато престижно.