Скажи «Goodbye»

Светская пресса Максимовы семинары обходила упорным молчанием. С сотрудниками во внерабочее время они почти не общались. Сначала Александра не хотела и здесь продолжать вариться в израильской компании, считая, что вот-вот познакомится с местными нужными и интересными ей людьми. Она даже настояла, чтобы Максим не снимал квартиру в доме, где жили все остальные израильтяне, а потом это уже так повелось, и они остались вне компании. Хуже всего было то, что очень скоро Максим наотрез отказался водить ее по клубам и премьерам, заявив, что это несерьезное, бесполезное и транжирное времяпрепровождение. Александру, привыкшую, что ее знают и любят все и вся, стало мучить одиночество и то, что здесь она стала никем и ничем. Ей казалось, что все на свете ее уже забыли и что исчезнув из общественного сознания, она вообще перестала существовать. Каждый день тянулся бесконечно уныло, и в то же время жизнь мчалась мимо нее с бешеной скоростью, а она, всеми покинутая, никому не интересная и не нужная, стала стариться и увядать с чудовищной неизбежностью. Александра привыкла занимать окружающих своими проблемами, и не только потому, что сама их не могла решить, но и потому, что любила, когда все вокруг занимаются ею, но эгоист Максим даже не пытался вникнуть в ее положение. Поэтому Сашка больше обычного жаловалась Мурке на одиночество, на то, что ее так никто и не заменил, что больше нет и не будет у нее такой подруги, как Мура.

Мурка в электронном письме пыталась ее подбодрить: «Саш, твоего места в моей жизни тоже уже никто не отберет. Я сначала ревновала тебя к твоей Наташке, но теперь поняла, что все сравнения излишни. Отношения между нами стали совершенно особенными, благодаря нашей переписке. Про похожие истории фильмы делают: в них всякие люди переписываются десятки лет… В наших письмах я нахожу что-то такое, без чего мне в жизни многого бы не хватало, хотя, конечно, я по-прежнему предпочла бы, чтобы ты жила рядом. С другими, не эпистолярными подружками можно и в кафе сходить, и за покупками, и посмеяться, и показать им свои приобретения… А у нас с тобой явно „загробный“ роман, в этом и его прочность и его особенность. И мне, конечно, ужасно хочется, чтобы у меня здесь была настоящая подруга, но это так трудно — надо чтобы она мне нравилась, а моему мужу не слишком, чтобы она была умницей, смешливой, интересной, и при этом — чтобы любила всякую чушь, вроде шоппинга и чтобы раздумывала над собой, и чтобы у нее было на дружбу время, и чтобы я хоть в чем-то ее превосходила, а в чем-то она меня. В общем, дружба, это как любовь, это очень деликатные отношения, и трудно в моем возрасте, в чужой стране, сидя дома, найти себе подругу…»

Саша немножко над этим письмом подумала, так и не поняв, что это значит: «чтобы я ее хоть в чем-то превосходила»? На какое свое превосходство над ней намекает Мура? То, что у Мурки нет подруг, не удивительно, Сашка по себе знала, как нелегко порой было с ней дружить: у Муры не хватало такта. Но и ей тоже хотелось, чтобы у нее появились новые подружки, которые были бы ей под стать, и желательно — из вожделенного мира шоу-бизнеса.

Мучительно не хватало мужского внимания, привычной атмосферы ухаживаний, флирта. В Иерусалиме достаточно было пройтись по пешеходной зоне, чтобы получить кучу комплиментов, и одно это уже поднимало настроение. Не то чтобы Саше так уж срочно позарез был нужен любовник, нет, без этого замужней женщине можно некоторое время перемочься, но то, что никто, кроме пьяных на улицах, не обращает на нее внимания, вот это создавало непереносимое ощущение, что недавняя популярная модель полностью вышла в тираж. Нередко Александра впадала в такую депрессуху, что вставала, одевалась и тащилась на Большую Ордынку только ради того, чтобы из рабочего кабинета Максима позвонить маме, израильским друзьям и Мурке. Когда она появлялась в посольстве, все тамошние сотрудницы тут же начинали коситься на нее. Она, такая общительная, популярная, со всеми всегда в отличных отношениях, здесь ни с кем не нашла общего языка. Женский состав миссии мелочно невзлюбил ее за то, что она не рвалась зашибать лишнюю копейку на службе, будучи явно в другой лиге и по внешним данным, и по амбициям.

Но рассказать о печальном состоянии своих дел Сашка никому, кроме Мурки, не могла. Когда после роскошной свадьбы она отбыла в Москву, все искренне радовались за нее и завидовали, и она не могла признаться самой себе, что все это — только фальшивый фасад. Не хотелось, чтобы Наташка, такая успешная сама, перестала ею восхищаться, а маме невозможно было пожаловаться, потому что мама стала бы плакать, и просить, чтобы Сашка вернулась в Иерусалим, и «они уж как нибудь обойдутся». Сашке казалось, что пока мама верит в нее, еще не все потеряно, но если даже мама потеряет надежду, то тогда и в самом деле станет ясно, что вся Сашкина жизнь не удалась.