Скажи им, мама, пусть помнят...

— Давайте готовить постель, пока не намокла земля, — предложил я.

Мы наломали ветвей, сделали из них что-то вроде тюфяка, и укрывшись каждый своим пальто, легли.

— Завтра решим, что будем делать. Спокойной ночи! — сказал Штокман.

Крепки партизанские нервы: несмотря на непрекращающийся дождь, мы спали как убитые.

Рано утром неподалеку от нас затрещали выстрелы. Мы вскочили.

— Оставайтесь здесь, между этими двумя тропинками! — предложил Штокман. — А я поднимусь на холм и выясню обстановку.

Мы забрались в кусты и зарылись в опавшие листья. Вскоре вернулся Штокман, усталый и запыхавшийся:

— Лес блокирован солдатами и полицией!

Словно бы в подтверждение его слов совсем близко послышались крики, ругань. С хрустом ломались сухие ветки.

— Сюда идут! — прошептал Йонко. — Вон двое, внизу между деревьями.

К нам приближались две сверкающие от влаги каски. Прильнув к мокрым листьям, я весь превратился в слух. Не смел даже пошевельнуться, думал только об одном: «Если нас обнаружат, мы едва ли сумеем вырваться…»

В это время по тропинке зацокали конские копыта. Я осторожно выглянул из своего укрытия. В седле на гнедом коне в надменной позе важно восседал офицер. Он подождал, пока двое солдат в мокрых касках вытянутся перед ним.

— Обнаружили что-нибудь? Где вы мотаетесь? А ну, быстрее!

— Их здесь нет, господин поручик, мы облазили весь холм. Они, безусловно, забрались повыше, — высказался один из них.

— Куда они денутся по такой грязи? Вам лень искать как следует. Только и ждете, чтобы завалиться спать, негодяи! Партизаны — хитрые люди, но на сей раз им не уйти от нас. Ну, чего же вы на меня уставились? Бегом марш! И смотрите в оба!

— Слушаюсь, господин поручик! — одновременно откликнулись оба.

Лошадь фыркнула и понеслась. Один из солдат обратился к своему напарнику:

— Ну и скотина же этот поручик! Еще столько крови нам перепортит, глазом не моргнет!

— Зверь, настоящий зверь, только бы не попадаться ему на глаза!

Они поговорили еще немного и пошли вправо. Наконец мы смогли пошевельнуться. Нам стало ясно, что это и есть большая блокада, о которой мы уже имели сведения, но не знали, когда она начнется. Штокман развязал свой рюкзак:

— Товарищи, пока относительно спокойно, можно поесть.

Каждый получил по холодной картофелине, это, конечно, не обед, но делать нечего.

— Будем скрываться до вечера! Как стемнеет, попытаемся выбраться отсюда, — вздохнул Йонко.

— Это единственный выход. Для таких людей, как мы, темнота — самый добрый друг, — согласился я.

Перед закатом снова пришлось спрятаться в импровизированном убежище между двумя тропинками. Совсем близко от нас пять-шесть полицейских ногами разгребали опавшие листья. Я решил не выдавать своего присутствия, пока они на меня не наступят. Потом, когда мы вспоминали об этих напряженных часах в войняговских лесах, оказалось, что все думали об одном и том же: если кого-нибудь из нас обнаружат, то он должен отвлечь внимание врага, чтобы спасти других.

Как только наступила ночь, мы почувствовали себя сильными и бодрыми. Горы окутал туман, и мелкий дождь, не прекращавшийся весь день, усилился. Мы давно уже промокли до нитки. Стали готовиться в дорогу.

— Товарищи, — сказал Штокман, — самое разумное — идти только на восток, пока не доберемся до знакомых мест. У меня есть компас. Согласны?

Мы съели свой ужин и пошли один за другим. Стояла такая темень, что я ничего не видел вокруг. Размокшая, скользкая земля мешала идти. Обувь, мокрая и облепленная глиной, стала вдвое тяжелее. То и дело теряя равновесие, спотыкаясь и падая, мы выбрались с войняговских гор. Только собрались устроить привал, как из темноты перед нами выплыли светящиеся окна. Залаяли собаки. Оказалось, что мы подошли к селу.

— Ватагин, ты не знаешь, что это за село? — подтолкнул меня локтем Штокман.

— Не знаю, я здесь не бывал.

— Дьявольские козни! — выругался Веселин. — Лучше уйдем, пока не поздно. Эти псы своим лаем поднимут всех на ноги.

— Люди, наверное, ужинают, — добавил Йонко.

Я заметил нотку зависти в его голосе и тоже проглотил слюну. Голод давал знать о себе. Мы подняли воротники пальто и направились к какому-то холму.

Штокман посмотрел на компас, а я — на часы. Время приближалось к полуночи.

— Йонко, — улыбнулся я, — уже поздно! Наверное, люди уже поужинали.

Мне, разумеется, было не до шуток, но эта способность шутить в трудную минуту является неотъемлемым качеством большинства партизан. Ведь только шутка в час испытаний могла отвлечь от невеселых мыслей. В какое село мы тогда попали, я и до сих пор не знаю.

Мы продолжили свой путь на восток.

— Идем как будто бы в чернилах, — пробубнил Веселин.

— Осторожно, яма! — послышался словно из-под земли голос Йонко.

Еще не успев отреагировать на предупреждение, я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Инстинктивно я протянул вперед руки, но все равно свалился вниз, вслед за мной полетел и Веселин. Яма оказалась неглубокой — всего три-четыре метра, — и никто не ушибся.

— Проклятая яма! — шепотом выругался Веселин.

— Куда запропастился мой автомат? Наверно, упал в воду.