Возьмите хотя бы лично меня. Кем я являюсь по происхождению? Тем же, что и папа наш, завскладом, то есть настоящий пролетариат. Комсомол, конечно, дал мне немало, но насчет духовной жизни и там по нулям. И только благодаря «железам», помогающим творческим союзам держать идейное оружие в чистоте, я прикоснулся к сокровищнице искусств, вообще почувствовал себя человеком. Вот, гляньте – а почему не гляньте, а посмотрите, дорогая? – ну хорошо, вот посмотрите, за один только год сколько скопил полных собраний, не у каждого потомственного интеллигента найдешь. А вот здесь подаренные альбомы мастеров советского фото. Впечатляюще выглядит для истории, хотя отчасти секретно: не все мастера желают, ну… в общем, это особая тема. Может, вы думаете, дорогая, что я эти книжки-то солю? Читаю, дорогая, вникаю, даже делаю выписки. Постоянно приходится расти над собой, жизнь подсказывает. Вот, к примеру, однажды в Шереметьеве Максим Петрович швырнул мне насмешку насчет английского фотографа Алекса Спендера – дескать, не знаешь, лапоть, мастеров культуры. Другой бы разозлился, а я взялся за справочную литературу, и вот теперь спросите меня про Спендера, все его периоды знаю. Ну, вот спросите, дорогая, сколько длился у Алекса Спендера экстраполярный период. Ну, спросите, спросите, дорогая!
«Дорогая», однако, вместо того чтобы задать Владимиру желаемый вопрос, повела себя несколько иначе. Резкое движение ногой влево, сильный поворот, одеяло и подушки – в сторону, основательное белое тело на мгновение уподобляется большой рыбе, после чего «дорогая», то есть Виктория Гурьевна Казаченкова (вторая бьюшая жена М. П. Огородникова, помогающая ему по хозяйству), фиксирует соответствующую позицию в подрагивающем ожидании.
Пришлось Володе опять пристраиваться, впрочем, он делал это всегда с удовольствием, и не только плотским, но и художественным. Вот и еще одна выгода нынешней роли – доступ к интеллигентным и многоопытным, с солидным возрастным стажем дамам. В орготделе МГК ВЛКМС и мечтать не приходилось о подобных пропорционально сложенных шатенках. Возьмите зад – круглый и плотный, возьмите талию – тонкая, но мягкая, возьмите молочные железы – тяжеловаты, но в меру, возьмите и сочетайте полезное с приятным, физиологическое и эстетическое, службу и дружбу.
Отдышавшись после процедуры, Виктория Гурьевна несколько раз протрубила «у-у», чтобы разгладить складочки вокруг рта, а потом вполне небрежно и даже как бы свысока сказала молодому офицеру:
– Все эти ваши служебные преимущества, Вовик, такая мелочь. Разве так должен жить человек в наше время?
– Не понял, дорогая, – встрепенулся Сканщин. Реплика Виктории Гурьевны явно задела его за живое.
– Ну, вот и ударения ваши… – Она поморщилась. – Как-то все это мелко, мелко… Современный молодой человек считает какие-то пятьдесят два рубля за какие-то там звездочки, восхищается пакетами с какой-то там колбасой, или как ее там. Нет, Вовик, вы не умеете жить!
Она вдруг резко, как гимнаст, встала с кровати, скакнула и застыла в йоговской позиции: левая рука держит оттянутую назад левую ногу за щиколотку, правая рука, как у вождя революции, устремлена в светлое будущее.
Володя Сканщин даже обиделся на свою «дорогую». Не умею жить, так научите, хотел вскричать он. Смеяться над ударениями легко, вы лучше научите, как правильно. Если я не умею жить, так научите, пожалуйста! Готов всему научиться, если только не во вред Родине.
Однако не успел он этой тирадой разразиться, как прозвенел телефон, Вова так с кровати и скатился. Из фирмы звонят, не иначе как генерал. Безошибочно отличал он звонки из «фирмы» от других, а уж особенно от маманиных медовых позывных.
Голос у Планщина был – врагу не пожелаешь, хоть проволоку из него тяни, вот большевички железные; на «вы» и полным именем.
– Ну, что, Владимир Сканщин, по обыкновению гребетесь?
Володя сразу весь взмок, а тут еще дорогая Виктория Гурьевна с шумом выпустила из ноздрей воздух, то есть подтвердила чуткому уху генерала свое присутствие.
– Немедленно ко мне! – Планщин бросил трубку.
Затрепетав всем внешним обличьем, капитан Сканщин ринулся в ванную. Так и есть – на шее засос, жадные большие губы опытной женщины. Запах выделений. Подбородок негладок. Бриться некогда, мыться некогда, отлить хотя бы! Вот тебе и уик-энд, настоящий «подвиг разведчика»!
– Да что вы суетитесь? – пренебрежительно сказала Виктория Гурьевна. – Нет, Вовик, если по большому счету, вы живете вне стиля.
– Да уж какой там стиль, дорогая, – бормотал Сканщин, влетая в штаны. – Ведь государственная же служба же, дорогая…
– Хо-хо, – не потревожив лицевых мышц, хохотнула московская дама. – Хороша эта ваша государственная служба!
– А вы думаете, лучше театральными билетами спекулировать? – вдруг обозлился Сканщин и, сказав сие, даже осекся – впервые так резко парировал свою «дорогую», влиятельную сотрудницу театральных касс столицы.
– Лучше, – коротко ответила она.
– Осторожно, осторожно, дорогая, – бормотал Володя. – Все ш таки о «железах» говорим. Все ш таки, видать, повлиял на вас бывший супруг.