Скажи, Красная Шапочка

Из всего, что с нами еще не случилось, это было, конечно, самым-самым обидным. Ведь просто невозможно умереть до того, как впервые по-настоящему влюбишься. Просто невозможно.

Господи Боже, — сказала я, пожалуйста, сделай так, чтобы Муха нас не выдал.

Лиззи кивнула.

И сделай так, чтобы с его носом все было в порядке, — добавила она.

Не знаю, молитва ли подействовала или что еще, но Муха нас не выдал.

Много дней подряд мы ждали, что случится что-то ужасное. Что к нам домой придут полицейские и заберут нас за нанесение телесных повреждений. Это было, конечно, идиотизмом, но мы все равно боялись. Днем мы бегали к вилле и следили, как пятна крови медленно выцветают и сливаются с цветом древесины. Потом мы постепенно забыли про мальчишек, а там и летние каникулы закончились.

* * * *

На рассвете подходят экскаваторы. Они медленно ползут вниз по склону холма, похожие на желтых угловатых чудовищ. Мы просыпаемся от шума, рева моторов и треска изгороди, которую они просто переехали, как будто она не из досок, а из зубочисток. Мы с Мухой выбираемся из-под полога.

Быстрей, — говорит Муха, вставай.

Не знаю, что он замышляет, я потрясенно стою у окна и смотрю, как экскаваторы продираются через сад. Гусеницы вминают гибкие стебли травы в землю, оставляя за собой коричневые, утрамбованные дыры, а ковши сдирают кору с яблонь. Позади меня Муха таскает по чердаку разные вещи. Когда я оборачиваюсь, то вижу, что он кладет доски на люк, ведущий на лестницу.

Помоги мне, — говорит он.

Мы подтаскиваем матрас к люку и кладем его на доски. Матрас тяжелый, я вспоминаю, как в одиночку притащила его сюда, это было целую вечность назад, думаю я, может, сто лет. Последний этап был самым сложным, из-за узкой лестницы мне пришлось подлезть под матрас и пихать его снизу изо всех сил.

Теперь, вместе с Мухой, это просто детская игра.

Снаружи моторы замолкают, мы слышим голоса людей, но не можем понять, что они говорят, они дружно смеются. Я сижу по-турецки на матрасе и немного боюсь, что они попросту взорвут виллу, прямо под нами.

Бумммм! Все взлетит на воздух, и нас погребет под обломками стен. А потом люди в супермаркете будут шепотом рассказывать, стоя в очереди в деликатесном отделе: а помните про этих влюбленных, которые здесь умерли, ужас-то какой… И будут рассказывать про это с содроганием и считать, что это очень романтическая история, почти такая же романтическая, как про Ромео и Джульетту.

Подожди здесь, — говорит Муха, он ловко залезает на балки, а с них — на крышу, первые солнечные лучи освещают его фигуру, он балансирует на высоте, вокруг него кружатся голуби, это замечательная картина. Муха похож на принца, голубиного принца.

Расставив руки, он стоит совершенно спокойно, чтобы найти точку опоры. Рабочие еще не видят его, хотя для этого им надо только поднять голову.

Эй, — кричит он, найдя наконец равновесие, и все поворачиваются на его голос.

Эй, — кричит он снова, виллу сносить нельзя! Мы тут, внутри, и мы не уйдем!

Рабочие видят его, отходят на пару шагов подальше и прикладывают руки к глазам.

Кончай дурить, парень, — кричит один. Не то шею сломаешь!

Муха мотает головой.

Мы не уйдем, — кричит он в ответ.

Это хорошо, что мы не уходим с виллы, не оставляем ее без боя, мы боремся, и это наполняет меня волнением и гордостью. Мы защищаем виллу, Муха и я, Муха — голубиный принц, и я — Мальвина, хранительница закона. Жаль только, что с нами нет Лиззи. Она не поверит, какой я могу быть храброй.

Даем вам пять минут! Лучше выходите сами, не то мы с вами по-другому поговорим, — кричит кто-то.

Муха плюхается с балки вниз и приземляется как раз рядом со мной. Мы улыбаемся друг другу, как будто кроме нас тут никого нет.

Мы сквоттеры, — шепчу я и беру его за руку.

Муха кивает.

Здорово я придумал, а? — спрашивает он.

Может, нас в тюрьму посадят, если поймают, но придумал ты все равно здорово, — говорю я.

Но Муха и ухом не ведет.

Не поймают, — говорит он, мы их перехитрим, как в кино.

На улице тихо, пять минут, по-видимому, еще не прошли. Восходящее солнце окрашивает весь чердак в красное, как будто ангелы льют на нас солнечный свет из своих ангельских ведер, солнечный свет добирается до каждого уголка, и вдруг я ощущаю невероятную благодарность за то, что я здесь, с Мухой, и я думаю, что побороться стоит. Из-за одной только виллы, утренней тишины, восходящего солнца и лица Мухи, на котором отпечатались складки мышиных подушек.

Мы ведь, в конце-то концов, на стороне добра, — говорит он, а добро всегда побеждает.

Мы придвигаемся ближе друг к другу и обхватываем друг друга руками. Я кладу ноги на ноги Мухе, а голову ему на плечо.

Как ты думаешь, в нас достаточно веса? — говорю я шепотом.

Конечно, — говорит Муха, во мне почти семьдесят килограмм.

Это успокаивает меня, потому что я вешу всего пятьдесят два килограмма.