Скажи мне, что ты меня (СИ)

- Ты меня не знаешь, - холодно отрезал Сириус. - Ты уже два года мне абсолютно чужой человек! Я столько всего наворотил за это время, что тебя должно тошнить от меня! Если ты думаешь, что во мне осталось хоть что-то от прежнего Сириуса, - то ты обманываешь сам себя! Я предал его, черт возьми! Я сдал их Волдеморту! И я не хочу больше видеть тебя! Никогда, понял?

Сириус стремительно шагнул к двери, распахнул ее и буркнул что-то стоящему в коридоре аврору. Люпин молча смотрел, как тот взмахнул палочкой, и руки Блэка обвили стальные путы. Его увели, а он медленно присел за стол и уставился в пустоту.

Мог ли Сириус лгать? Раньше он безошибочно распознавал его ложь, но сейчас он не чувствовал ее. Он видел, что парень верит в то, что говорит, но зачем ему лгать о своей вине? Неужели он бы позволил арестовать и обвинить себя, будучи невиновным? Неужели он принял бы вину на себя, отвергая даже его помощь?

И все равно Люпин не мог себе даже вообразить, что могло толкнуть Сириуса на предательство Джеймса, - ведь ближе него у Блэка никого не оставалось, особенно после того, как они расстались. Если бы он был околдован - неужели он не сознавал бы этого? Но Сириус упорно отрицает, что был под Империусом.

Ремус потеряно огляделся. Он так и не ответил ему на главный вопрос - как он мог сдать своих друзей. Но он и не отрицал, что их предал… Да, Дамблдор был прав полностью в одном - он не узнавал Сириуса. В нем что-то было не так, словно старый образ, нежно хранимый в сердце, вдруг треснул, сломался, а новый - ужасал.

Верить не хотелось, не хотелось… Но этот его безумный взгляд… «Я убийца! Кровь Лили и Джеймса на моих руках! Я сам отдал их Волдеморту! САМ!» - это все еще крутилось в голове, не давая отрешиться, отметая любые оправдания…

Кажется, Дамблдор нашел его и вывел из аврората - он помнил это смутно. Ему казалось, что-то умерло в нем в том разговоре с Сириусом. Он любил его больше жизни и любого другого существа в этом мире, но убийство Джеймса, Лили, Пита давило на сердце, причиняя острейшую боль. Он все еще слабо пытался убедить самого себя, что произошла ошибка… И Сириус намеренно ввел его в заблуждение, но причин он этому не находил, и оправдания вяли, исчезая, как пепел на ветру.

Он вспоминал лица погибших друзей… Он вспоминал смех Сириуса там, в аврорате, и ему как никогда хотелось, чтобы все это вдруг обернулось сном, и не нужно было верить в смерть друзей и гнать от себя ненависть к самому дорогому из них…

А еще, уже находясь в доме отца, он вдруг вспомнил почти забытый разговор с Сириусом, который впал в истерику там, на берегу школьного озера. «Ты - смысл…» - так, кажется, он сказал? Но они расстались, и если смысла в борьбе теперь не оставалось, означает ли это, что Блэк мог плюнуть на все и предать Орден? И даже Поттеров? «Ты меня не знаешь… Я столько всего наворотил за это время, что тебя должно тошнить от меня!» Сириус не оставлял ему шанса не верить! Он отнял у него даже надежду. Впервые Ремус себя чувствовал действительно самым настоящим глупцом, примчавшимся спасать человека, который хладнокровно сдал своих скрывающихся друзей и убил еще одного, кто посмел мстить ему за это…

В тот вечер Ремус напился до бессознательного состояния, но даже это не помогло ему забыть лицо Сириуса, его кривящиеся в усмешке губы, его слова… Но особенно его смех. Какой чертовски жуткий стал у него смех… Или всегда был? Почему он допустил все это? Рему действительно казалось, что это именно его вина - ведь это он оставил Сириуса. Просто ушел… Но как он мог подумать, что это все ТАК кончится? Так хреново ему не было никогда.

Глава 30.

Сириус медленно встал со скамьи, разминая затекшие ноги. Скамья привычно скрипнула, разрывая тишину ночи, но он не обратил на это внимания. Он вообще перестал обращать внимание на звуки. Стоны и шепот заключенных, если становились невыносимыми, можно было приглушить, став псом. Можно было многое заглушить, превращаясь в животное - боль потерь, тоску по солнечному свету, отсутствие разговоров, хоть с кем-нибудь, и болезненные крики Беллатрикс. Она содержалась в конце этажа, но ее вопли долетали и до него. Кузина никогда не умела держать себя в руках, а дементоры любили эмоциональных личностей. Она выла как от боли, проклиная всех на свете, а эти твари жадно летели к ее камере, давая прочим узникам немного передохнуть.

Сириус прислонился плечом к стене, прикрыв глаза. Было полнолуние - серебристый свет заливал камеру через узкое окно, расположенное почти под потоком, и он понял, наконец, что его разбудило. Он не мог спать в полнолуние - с третьего курса, как только он узнал, что Ремус мучается такими ночами. Это вошло в привычку с годами, не отступало и в тюрьме все это время.