Скажи мне, кто я

Один из лучников делает несколько шагов вперед, и от его взгляда мне становится не по себе – так же, как было, когда я с ним разговаривала. Эш. Он многозначительно улыбается Лейле и мне и быстро отталкивается ногой, вращаясь и посылая в воздух стрелу. Он не просто попадает в цель, но делает это настолько превосходно, что рассекает «десятку» надвое.

Я смотрю на все это с раскрытым ртом.

– Потрясающе, – говорю я Лейле.

Преподаватель поворачивается и смотрит на меня.

– Если вы позволяете себе болтать во время урока, полагаю, вы хотите попытаться превзойти этот результат.

И, прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, в траву у моих ног со свистом вонзается стрела. Я непроизвольно отскакиваю назад. Вслед за стрелой рядом падает лук.

– Э… я не… – мямлю я.

Лейла хватает лук. Я не успеваю закончить предложение, как она уже зарядила его и выпустила стрелу. Она не просто попадает в цель, но и рассекает надвое только что пущенную братом.

– Этого больше не повторится, профессор Флешье, – извиняется Лейла.

«Флешье – это, несомненно, по-французски, но также родственно староанглийскому Fulcher, что значит “изготовитель стрел”». Я начинаю понимать, что имена профессоров – скорее всего, псевдонимы, учитывая их буквальный смысл.

Услышав звук металла, ударяющегося о металл, я оборачиваюсь и смотрю на мишень. Другая стрела торчит из того же места, что стрела Эша. Ее выпустил высокий парень с вытравленными перекисью волосами. Он держится так уверенно, что его трудно не заметить. Парень подмигивает мне, и я, не задумываясь, улыбаюсь в ответ.

Лейла едва ли не выталкивает меня через арку назад в сад с цветами.

– Как ты смеешь так унижать меня?

В ужасе смотрю на нее.

– Я бы сказала, что унизила себя. А ты, в свою очередь, расколола стрелу надвое. После этого я всерьез сожалею, что разозлила тебя.

– Существуют правила, союзы, манеры, – раздраженно говорит Лейла. – Никогда нельзя прерывать учителя. Особенно… Профессор Флешье, она… Еще раз что-нибудь подобное выкинешь, и я потребую другую соседку по комнате.

Я поджимаю губы. Никогда не видела, чтобы ученик так злился из-за разговоров в классе. Или чтобы преподаватель так реагировал. Я не просто чувствую себя не в своей тарелке, но меня к тому же подводят инстинкты.

– Извини, Лейла. Мне правда очень жаль. Просто я пока не привыкла к здешним правилам.

Она немного остывает и разглаживает и без того гладкую мантию.

– Ты сегодня уже второй раз передо мной извиняешься.

Я слегка улыбаюсь.

– Ты поймешь, что все совсем плохо, когда я начну покупать тебе подарки. Моя лучшая подруга составляла список пожеланий.

Лейла с любопытством смотрит на меня.

– Пошли, – говорит она, и по ее тону я понимаю, что она уже не так злится.

Она лавирует между клумбами в сторону дальней стены, где среди стволов деревьев проглядывают серые камни, и толчком открывает деревянную дверь. Я с неохотой покидаю пружинистую траву и, уходя, провожу рукой по стволу. Дверь за нами закрывает охранник. Над правой бровью у него странный крестообразный шрам. Хотя он не произносит ни слова, он не скрывает того, что внимательно меня изучает.

Лейла указывает на вестибюль с высоким потолком, на стене которого висят щиты, а перед ними стоит статуя рыцаря в доспехах.

– Мы находимся в южной части здания. Эти щиты увековечивают некоторые из важнейших достижений наших Семей – разумеется, за исключением последних двухсот лет.

Внимательно смотрю на щиты. В голове проигрываются замечания Коннера насчет истории. Но когда я прошлый раз напрямую спросила Лейлу про Семьи, она рассердилась. Кроме того, охранник по-прежнему не сводит с меня глаз, и от его взгляда по коже пробегают мурашки.

– И ты знаешь, кому принадлежат эти щиты? – спрашиваю я, как будто сомневаюсь в ее знаниях.

Она усмехается и указывает влево.

– Вон тот представляет самого доверенного советника принца Ашоки, этот – любовницу Александра Великого, тетушку Юлия Цезаря, лучшую подругу Клеопатры, кузена Акбара, советника Петра I, стратега Чингисхана и камеристку Елизаветы I. Продолжать?

Я качаю головой, пытаясь убедить и ее, и пялящегося на меня охранника, что знаю, о чем она говорит. На самом деле я еще больше запуталась. Какое отношение камеристки и чьи-то лучшие подруги имеют к этой школе?

… – Сядь, Нова, – говорит папа, указывая на диван.

Плюхаюсь на подушки и накрываю ноги любимым пледом в красно-кремовую клетку.

Папа садится рядом. Он потирает мозолистую ладонь большим пальцем и несколько долгих секунд молчит.