Наведя на неё камеру, мама делает снимок, а потом переводит её на меня растроганно говоря:
- Ты у меня очень красивая, Алевтина.
Её глаза увлажняются, что вызывает лёгкий спазм в моём горле.
- Спасибо, ма… - отвечаю, не зная что ещё ответить!
- Пусть только попробуют нос воротить… - бормочет, рассматривая мою фотографию, будто я не сижу перед ней прямо здесь и сейчас.
Кусая губу, чувствую предательские слёзы.
Такие разговор в нашей семье не приняты.
По крайней мере, были не приняты, пока… связующее нас “звено” чуть не переехала машина.
Мы разговаривали целый час. Целый час я пыталась донести ей, что она ни в чём не виновата.
Кажется, мы никогда не были так близки, как в последние дни. Никогда не проводили время вот так: просто вместе. Это оказалось просто. Очень просто проводить время вместе, когда ты не чувствуешь вечного давления. Не чувствуешь, что вот-вот разговор о макаронах превратится в разговор о том, как я собираюсь устраивать свою жизнь, или о том, как я
Любуясь моей фотографией, мама утирает костяшкой пальца уголок глаза, что вызывает очередной прилив слёз к моим собственным глазам.
Мне кажется, будто мы впервые заговорили на одном языке. И это… бесценный, мать его, опыт! Узнать, что твоя мать давно хотела попробовать устрицы. Или что вот так пьянеет от одного бокала вина. Все эти мелочи, о которых мы не разговаривали никогда. И сейчас мне кажется, что брак с Марком стал бы трагедией для наших с ней отношений. Просто… ужасной, непоправимой трагедией, потому что после этого мы вряд ли смогли бы наладить хоть какой-то контакт друг с другом.
Сегодня мы разговариваем только о нас. Просто разговариваем. Разговариваем ни о чём. О всякой ерунде. Мы просто… семья. И теперь я наконец-то готова сказать ей о том, как благодарна за всё, что она для меня сделала. Сказать без нервозности, не в процессе очередного скандала. Сказать так, чтобы она это услышала и поняла. Что ближе неё у меня никого, чёрт возьми, нет.
Сглотнув ком в горле, беру со стола свой телефон. Включаю камеру, и поднявшись с кресла, становлюсь позади неё, обнимая за шею и целуя щёку.
- Тоня, иди сюда… - прошу дочь, поцеловав мамины волосы.
Она снова всхлипывает, а Тыковка послушно подлезает под её руку и обнимает за талию. Настроив камеру, приказываю:
- Улыбаемся!
Делаю селфи, поймав нас троих в объектив.
- Ох… отправь мне, - просит мама. - Прямо сейчас, а то забудешь.
Вернувшись на место, сбрасываю ей фотографию, на месте решая превратить её в какой-нибудь семейный портрет. Тоня принимается болтать, а я нажимаю на иконку городского такси, которая маячит на стартовой странице моего айфона.
В моём телефоне куча неразобранной почты и больше ничего.
И это то, просто выводит меня из себя.
Орлов, ты - твердолобый олень!
Который молчит уже вторые сутки, а именно, тридцать семь грёбаных часов.
Я тоже молчу, хотя у меня куча информации, которой я хотела бы поделиться именно с ним!
Потому что кроме него никто и никогда не поймёт, что для меня значит эта крошечная иконка в моём телефоне. Второй опыт работы с приложениями. Второй полностью самостоятельный опыт, километры часов работы, некормленный и невыгуленный ребёнок, заросшая мхом съемная квартира и первый свободный от довлеющего над шеей топора день. И пополнившийся баланс моей карты. Прекрасная цифра с пятью нулями, а также новый диван для мамы и новый велосипед для дочери.
И я хочу поделиться этим с ним! Хочу получить от него консультацию на выписанные специально для этого в блокнот ошибки! Хочу его голос над своим ухом, снова хочу увидеть, как работает его голова. Потому что это то, чем я наслаждалась, работая под его руководством. Я наслаждалась неповторимым зрелищем - работой мозгов Станислава Орлова. И ещё, я хочу рассказать ему о том, что моим заказчиком оказался токсичный Рома, который просто уронил свою челюсть на стол, когда мы встретились сегодня утром. Я так хочу обсудить это всё с ослом Орловым, что вызываю два такси, используя свою разработку, едва мама делает последний глоток из бокала.
Зайдя по пути в туалет, быстро распускаю волосы и достаю из сумки маленький замшевый мешочек. Высыпав на ладонь серёжку в виде красной ягоды клубники, задираю сарафан и, с грандиозной вознёй, обновляю свой пирсинг.
- Хочешь, возьму её себе? - по-деловому шепчет моя подвыпившая мать, когда целую её у распахнутой двери такси.
- Возьмёшь? - с надеждой бормочу я. - Завтра утром заберу…
- Ой, - закатывает она глаза. - Сама приведу. Часа в три.