— Жаль, что я не сказал всей правды в тот первый вечер, но я был слишком смущен. Я зашел потому, что увидел знак — в тот момент я чувствовал себя одиноким, потерянным и брошенным. Глупо, правда? У всех были настоящие проблемы, и моя казалась незначительной и банальной. Но то, что я сюда ходил… начало помогать, и не просто помогать… это стало важным, значимым. Может, я пришел в группу не только потому, что меня бросили; может, мне действительно нужна была помощь, чтобы я мог разобраться с другими проблемами. Наверное, это выглядит бессмысленным. Но мне все равно хотелось бы извиниться. Я все испортил. Дафна меня ненавидит, и остальные, думаю, тоже. Я нарушил правила. Все до единого.
— Почему ты мне это рассказываешь?
Я не понял вопроса и молча смотрел на Эверетта.
— Почему ты просто не перестал ходить на встречи? Почему не исчез? Ты не первый человек, который все бросает. Зачем мне все это говорить? Зачем угощать чаем?
— Потому что мне плохо. Ужасно. И я решил все исправить, хотя понимаю, что вряд ли смогу. Но все равно хотел попробовать. Лучшее не должно быть врагом хорошего. Я пытаюсь сделать хорошо, рассказав правду.
Эверетт усмехнулся:
— Значит… честность. Поэтому ты здесь.
— Наверное.
— Что ж, это начало. — Эверетт снова сделал глоток: — Значит, Мейсон был прав насчет тебя. Ты трепло.
— Да.
Эверетт усмехнулся:
— Не надо так быстро соглашаться. Защищай себя.
— Я не могу.
— Мне кажется, ты пришел в группу в разгар внутренней борьбы; я видел это. У тебя были сложности. Настоящие сложности. Не знаю какие и не знаю, осознаешь ли ты их сам, но ты должен в этом разобраться. Только не с нами.
— Хорошо. Но я хочу попытаться все исправить. Сказать правду, попросить прощения. Может, ребята меня простят. Не Мейсон, конечно, но, может, другие?
Эверетт наполнил свою чашку из чайника, стоявшего между нами.
— Ривер, когда ты извиняешься, то признаешь, что причинил кому-то боль. В этом все дело. Ты не можешь просить прощения, ожидая, что тебя простят. Ты должен извиниться просто потому, что хочешь этого.
Эверетт был прав. Целиком и полностью. Поэтому он был лидером группы, а я — мошенником.
— Значит, будет нормально, если я приду на следующей неделе? Я не хочу никому мешать. Я уже и так помешал.
Эверетт откашлялся.
— Ривер… — Он помолчал. — Погоди, тебя действительно зовут Ривер?
— Невероятно, но да.
— Ривер, ты любезно приглашен в следующую субботу на встречу группы для подростков «Второй шанс». Просьба прибыть на место строго в шесть сорок.
— Но встречи начинаются в половине седьмого.
— Я окажу тебе услугу и всех предупрежу.
Я не сказал Эверетту, что в следующую субботу собирался отмечать свой день рождения. Восемнадцать лет мне исполнялось в четверг, а в субботу мама и Леонард планировали устроить праздничный ужин с моим друзьями. Я спросил, можно ли перенести вечеринку на пятницу. Натали расстроилась:
— Но мы уже договорились на субботу. Я выбрала бумажные тарелки.
— И что? Пятница даже раньше. А твои бумажные тарелки будут одинаково замечательными что в субботу, что в пятницу.
— Мне надо будет поменяться на работе… — сказала мама. — А что не так с субботой?
Мне показалось, что она скорее любопытствовала, чем тревожилась.
— Дело в том, что я хочу пойти во «Второй шанс».
Мама метнула взгляд на Леонарда. В нем читалось: «Видишь? Я же тебе говорила, что парень — наркоман».
— Боже, мам! Клянусь! Повторяю еще раз: я не принимаю наркотики. Не знаю, что еще сказать. Хочешь, пописаю в чашку?
— Зачем тебе писать в чашку? Гадость какая. И почему мама думает, что ты любишь наркотики?
На миг я забыл, что в комнате находилась Натали и что ей всего восемь лет.
— Я шучу, Нат. Я никогда не писал в чашки. По крайней мере, в те, из которых ты пьешь. — Я состроил рожицу. — А мама дразнит меня наркоманом, потому что мне нравится ходить на встречи, где помогают людям с проблемами.
— Это странно, — протянула Натали.
— Мама странная, — улыбнулся я.
— Эй! — возразила мама.
— Но, Ривер, — сказала Натали, — у тебя есть другие проблемы, о которых ты можешь рассказывать на этих встречах.
Я положил руку на голову сестренке. Моя ладонь все еще могла накрыть ее целиком, хотя это не будет длиться вечно.
— Ты права, Нат. У меня действительно проблемы.
— Ничего. Они есть у всех.
— Но не у тебя. Ты идеальна.
В свой день рождения я узнал новости из колледжей Калифорнийского университета. Меня приняли во все, кроме Беркли, где, как я надеялся, нашлось место для Мэгги.
Я сразу же ей позвонил.
— Я сейчас не могу говорить, — прощебетала девушка. — Я с Уиллом. Я прошла. Прошла! С днем рождения, Рив!
— Спасибо, Мэг.
Я посмотрел на экран телефона. Прокрутил все свои контакты, помедлив на имени Дафны. Я писал сотни сообщений и удалял их; каждое было вариантом «Прости», «Позволь мне объяснить» или «Дай мне шанс».
Это был день моего рождения, и с сердцем, полным бессмысленной надежды, я думал: может, она позвонит или напишет? Что-нибудь простое.
Таким было мое желание, загаданное в день рождения, и оно не осуществилось.
Глава двадцать вторая