— Я больше не собираюсь прикасаться к тебе, — я поспешно отступил назад. — Слишком мерзко к тебе прикасаться.
Глава 8
Ненавижу кафельный пол. Звон моих шпилек на нём слышится особенно громко — хуже, чем скрип ногтей по стеклу. Я подхожу к заветной двери.
Там вот уже два года находится та, ради которой я готова даже ботинки отцу облизать. Мне не важна ни моя жизнь, ни моя гордость. Единственно ценная для меня вещь — это жизнь родного человека. Самого родного.
Мне необходима вся моя смелость, чтобы открыть эту дверь и войти внутрь. Я не могу сдержать свой страх. Он накатывает на меня каждый раз, когда я оказываюсь здесь. Пока я где-то далеко, всё происходящее кажется не таким реальным. А здесь… сейчас…
— Мамочка, я пришла. — Я улыбаюсь, закусывая губу, чтобы удержаться от нахлынувших слёз.
Она не отвечает мне. Ни слова. Последние два года.
И если бы меня спросили, чего я боюсь больше всего, я бы, не задумываясь, ответила, что… я боюсь никогда снова не услышать её голос.
Я подхожу ближе. Она лежит на больничной койке. Вокруг неё всевозможные аппараты. Всё её тело напичкано какими-то трубками.
Кома.
Мама в коме уже два года.
Помните, как в фильмах показан человек, лежащий в коме? Так вот это полный бред.
От красоты моей мамы не осталось и следа. Она лежит в неестественной позе, слегка запрокинув голову. Её лицо немного опухло, глаза сжаты. Во рту — вентиляционная трубка.
Один только взгляд на маму заставляет мое сердце болезненно сжаться, а горло запершить. Я уже не могу сдерживать поток слёз. Он проливается, стекая по щекам. Я поджимаю губы, чтобы скрыть их дрожь.
— Прости, мамочка, что так давно не приходила к тебе. — Я уверена, что мама меня слышит, поэтому делаю усилие, чтобы голос скрыл присутствие слёз. — Ты же знаешь, я работаю…
Конечно, это отговорка. На самом деле, я не могу видеть маму в таком состоянии. Это слишком тяжело для меня. Сердце и так постоянно кровоточит, но когда я здесь, боль становится невыносимой. Легче вытащить этот орган из груди, чем унять.
— Ты ещё не знаешь, но завтра я выхожу замуж.
Да, этот
Теперь я вздрагиваю от одного только её радостного голоса.
Зинаида Александровна ежедневно таскала меня с собой на всевозможные встречи. Флористы, костюмеры, дизайнеры…
Как поётся в детской песне — им нет числа, им нет числа.
Только вот ко мне ветер перемен не прилетит.
Последний раз я видела своего жениха на примерке платья неделю назад. Он не сказал ни слова, пока рядом крутилась его мама или же швеи. Но стоило им выйти из комнаты, как Влад обернулся ко мне, посмотрел на меня уничтожающим взглядом и произнес одну единственную фразу:
— Если ты все-таки явишься на эту церемонию, я возненавижу тебя. И я сделаю всё возможное, чтобы ты каждый божий день жалела об этом!
И это после того, как он сказал, что ему ко мне слишком мерзко прикасаться.
Но я смогла с этим справиться. Да, грудь немного сдавило. Но это ничто по сравнению с тем, что я чувствую, когда вижу свою маму в таком состоянии. И уж тем более слова Влада не могут ранить меня сильнее, чем желание отца отключить маму от аппарата, поддерживающего её жизнь.
— Прости, что раньше тебе не рассказала. — Я сжимаю и разжимаю кулаки, тщательно играя голосом, чтобы в нём слышалась радость. — Его зовут Влад Аристов. Не переживай, мамочка. Он — хороший парень и родители у него хорошие… его мама очень… заботится обо мне. Я уверена, что буду с ним счастлива. Разве может быть иначе?
Я касаюсь её руки. Она бездвижная, но тёплая. Мне достаточно одного этого. Я сделаю всё, чтобы она такой и оставалась. Я приложу все усилия, чтобы в ней всё ещё теплилась жизнь и моя надежда на то, что мама в скором времени откроет свои ясные глаза, посмотрит на меня с нежностью, скажет, что очень любит. Я смогу рассказать ей, как сильно я по ней скучала, как мечтала поговорить, обнять.
Отец не сможет отобрать это. Он не отнимет у меня маму. Ни за что ему это не позволю.
Я набираю воду в ладони, чтобы брызнуть себе в лицо, забывая, что я накрашена. Сердцебиение зашкаливает, руки странно вибрируют. От этого полного ярости поцелуя меня до сих пор бросает то в жар, то в холод. В тех местах, где руки Влада касались меня, чувствую жжение — это невыносимо!
И дело не в том, что летняя жара перемешивается с резкими порывами северного ветра, который качает стулья, стоящие на лужайке. Лето вступает в свои законные права. Ещё бы. На календаре ведь начало июля.
Я упираюсь ладонями в прохладный мрамор раковины, стараясь сохранить равновесие, хотя бы, тела.
Как я буду смотреть в лицо Владу после того, что произошло? Он отпрянул от меня, чуть ли не сплюнув. Я видела, и Влад хотел, чтобы я видела, как он вытирает губы всеми пятью пальцами правой руки, на которой красовалось платиновое обручальное кольцо. Такое же, как и на моём пальце.