Скажи смерти «нет!»

Он встал, и ЧР спрыгнул с его колен, протестующе мяукнув. К своему удивлению, Барт обнаружил, что коктейль привел его в приподнятое состояние духа. Он расстегнул ворот форменной рубашки и, усевшись в кухне на скамеечке, стал лущить горох. Тем временем Магда, вновь преображенная передником, повязанным поверх халата, накрошила на сковородку луку, разрезала пару помидоров и слегка отбила ломоть мяса, как это часто делала дома его мать.

Барт лущил горох, вдыхал запах жарящегося лука, следил за ловкими движениями ее холеных ручек, слушал ее веселое щебетание и чувствовал, как рассеивается грусть, одолевавшая его в последнее время, как будто маленькое солнце восходит у него внутри, согревая тело и душу.

Запах стряпни был таким знакомым, таким домашним, что на мгновение ему стало стыдно своих прежних мыслей о Магде и подозрений, которые заставляли его избегать ее. Такая свежая после ванны, она была лишь чуть-чуть напудрена, губы у нее были накрашены гораздо меньше, чем обычно, и вообще она вовсе не напоминала ту коварную соблазнительницу, какой он рисовал ее себе раньше. Вот еще одно доказательство того, как можно ошибаться в женщине. Он, вероятно, все это вообразил. Магда просто обращалась с ним по-приятельски. А он-то дурак! И они могли бы отлично проводить время, пока ее мужа не было. Полмесяца, сказала она тогда, а полмесяца уже подходят к концу. Ну, да, может, еще как-нибудь вечерком мужа ее не будет дома. И они смогут посмеяться и поболтать, и он будет помогать ей готовить обед — все так хорошо, просто по-товарищески. Он никогда и не думал, что еще с какой-нибудь женщиной, кроме Джэн, он сможет чувствовать себя так свободно.

IV

Ни запахи, ни заманчивый вид обеда не обманули его. Барт не помнил, когда еще ему доводилось есть такой мягкий бифштекс, приправленный таким острым луком, таким нежным зеленым горошком или такими вкусными помидорами. Окончив, он удовлетворенно вздохнул и отложил нож с вилкой.

— Давненько я не ел такого обеда. Вы меня просто удивили, Магда.

Она вопросительно подняла брови, росшие вразлет, словно крылья птицы.

— Ну, просто я не ожидал, что такая женщина, как вы, умеет готовить.

— Ах, это! Это одно из заблуждений, которое идет чуть не от сотворения мира. Знаете, все эти девушки, которые говорят, что не умеют готовить, они думают, что это прибавляет им привлекательности. Это одна из черт, которые считаются совершенно необходимыми в роковых женщинах-сиренах, из тех, что видишь в кино по субботам на дневных сеансах.

Оба они посмеялись над такими фильмами.

— Попробуйте себе представить, чтобы такая женщина, как там, когда-нибудь думала о бифштексе или, что еще хуже, — о том, чтобы поджарить бифштекс. Невозможно?

Он смотрел на нее с восхищением.

— Вы не похожи ни на одну из моих знакомых.

— Неужели?

— И каждый раз, когда я вижу вас, вы другая.

— Вероятно, потому, что вы тоже с каждым разом меняетесь.

— Ну нет, я все такой же темный.

Он пододвинул к себе сыр и отрезал ломтик.

— Ну да, это вы-то темный! Ну, нет, особенно когда у вас этот хищный взгляд, словно у коршуна, как тогда на Центральном вокзале вечером, когда вы стояли перед указателем. Нет уж, что угодно, только не темный.

Он почувствовал приятное тепло оттого, что она так хорошо его понимает.

— Да, мне много чего пришлось повидать.

Подперев подбородок ладонью, Магда смотрела ему в лицо и грызла миндаль.

— Да, уж наверно, немало всякого. Расскажите мне о Японии.

Есть еще тысяча вещей, которые он никому не рассказывал и которые он расскажет ей. Магде легко рассказывать. Иногда даже похоже, будто говоришь с мужчиной. Не нужно все время бояться, что шокируешь ее. Разговаривая с Джэн, он всегда чувствовал, что многие вещи ей не надо рассказывать, потому что ей не следует знать о них. И не потому, что он стыдился их, а потому, что они каким-то образом могут быть оскорбительны для ее чистоты. С Магдой совсем другое дело — она все поймет. Остроумная, веселая, она может отпустить любую мужскую шутку, и ты при этом не испытываешь никакой неловкости.

Они долго сидели за кофе, ЧР мурлыкал, пристроившись у Барта на колене. Потом они пошли мыть руки. Барт обвязался при этом полотенцем и закатал рукава рубахи. Он чувствовал себя совершенно как дома.

Вернувшись в гостиную, они продолжали разговаривать под приглушенное бормотание радио. ЧР, свернувшись клубком, дремал у него на колене. Магда открыла бутылку великолепного шотландского виски. Такого Барт никогда еще не пробовал. Они чокнулись. Он припомнил ночь, когда они пили чай в станционном буфете в Орандже. Она рассказывала, что тогда она заметила его сразу, как он зашел, следила за ним, когда он проходил к стойке, и решила заговорить с ним первая.

— Тебя это покоробило?

— Нисколько, скорее польстило.

— Мне всегда казалось глупым, что нельзя сказать мужчине о том, что он тебе с первого взгляда понравился.

Он почувствовал, как виски огнем разливается по телу. Магда звонко рассмеялась.

— Ты не настолько старомоден, чтоб возражать, когда я прямо говорю, что ты мне нравишься?