Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа

Но вот апрель 2017-го, грянули события в Петербурге. Телевидение (оба главных федеральных канала) ведёт репортаж о митингах памяти погибших при взрыве в метро. И – снова здорОво (может быть, здОрово?)! Тот же искусственный напор, та же имитация чувств. Почти каждый ведущий считал своим долгом сообщить, что «пришедшие слились в едином порыве». «Акция» в этот раз почти не употреблялась, зато откуда ни возьмись выскочило, как прыщ, словечко «флешмоб». Вопреки канонам дерматологии, прыщ оказался на диво заразным, он вспухал с периодичностью пять-семь минут на монологах совершенно разных корреспондентов. И опять не журналисты «шли в народ», а закадровые продюсеры подводили к ним поодиночке выступающих, возникали нелепости типа «скажите, что заставило (!) вас сюда прийти?» И опять шла казёнщина «сегодняшнее мероприятие объединяет». Потом митинг на Манежной вроде бы кончился, но ведущий всё говорит и говорит, говорит ни о чём, явно тянет время… Смотрю – до конца часа ещё минут пять, потом пойдут новости, ну, и заткнули бы эту прореху каким-нибудь дежурным сюжетиком. Ах, вот в чём дело, как же я не догадался? Ведущий просто-напросто подтаскивает репортаж… к рекламе! Дай режиссёр прокладочкой что-то другое, зритель, глядишь, отключился бы. А так – идёт материал памяти жертв теракта. И следом реклама. Встык.

Работая вне студии, важно учитывать и такую опасность. Вот сейчас на экране – ведущая берёт интервью о только что принятом законе. Один депутат, второй, третий. И все – на фоне рельефных букв «Государственная дума», есть такая надпись в нижнем фойе здания на Охотном ряду. И все депутаты – одной крупности и с одного ракурса. То есть оператор выставил камеру, свет, а корреспондентка подводила их к нему, одного за другим. После монтажа, с эфира, это смотрелось забавно: взрослые, увесистые дяди прыгали по экрану, как зайчики. Только что один отговорит – скок! – в кадр на том же месте появился другой. Братцы мои, так нельзя! Если у вас такие интервью идут подряд, ищите для каждого собеседника другую площадку.

Ещё забавнее выглядел эпизод на одном канале, не буду уж называть на каком именно, – те, кто это делал, и те, кто это смотрел, сами вспомнят. Съемка велась в библиотеке. Её директор рассказывала о каком-то редком фолианте. И, представьте, следом после её нескольких фраз пошли фразы другой сотрудницы, которую сняли ровно на том же месте, да ещё с этим же самым фолиантом в руках. Как назло, одеты они были почти одинаково – тёмная юбка и белая блузка. Получилось, что пожилая, сухощавая женщина одномоментно превратилась в розовощёкую блондинку.

На глазах у миллионов телезрителей.

Глава шестая Интервью на месте события

Окно с пометкой 41-го года.

«Я стоял здесь, а Жуков сидел вот за тем столом».

Говорящие головы, присыпанные видеокадрами.

Кристиана Аманпур на фоне Владимира Путина.

Раз уж речь зашла о ветеранах, стоит вспомнить серию документальных фильмов, которые мы делали вместе с Инной Ермиловой. Состояли они почти сплошь из бесед со свидетелями и участниками событий Великой Отечественной войны.

Почему-то за последние десять-пятнадцать лет авторы документальных фильмов заключили себя в тиски кем-то раз и навсегда определённого стандарта: они записывают интервью, как правило, дома, на фоне занавесочек, столиков, полочек… «Ну, также лучше, человек не волнуется, он вспомнит всё, что нужно». Вот именно – что нужно. Для режиссёра. И только на месте события, может быть, не так последовательно и стройно, он скажет вам – вот как на самом деле это всё было, да ещё припомнит такие детали, о которых и не вспоминал никогда.

Вот так всё и происходило в нашем фильме «Суровая осень», посвящённом битве за Москву. Со съёмочной группой мы отправились на последний рубеж обороны, в посёлок Луговая. Посёлок фашисты захватили, но пробыли в нём всего несколько суток – грянуло 6 декабря 1941 года, день нашего контрнаступления. Помнят ли в Луговой это время? Помнят, да ещё как! Галина Николаевна Антипина показала нам окно в своём доме. Окно, в котором сохранилось… пулевое отверстие! «Не может быть! Вы что, ни разу ремонт не делали?» «Много раз, но мама моя когда-то наказала: вот это стекло – не трогать. Пусть память останется о страшной осени, о тех, кто нас освобождал».