Через десять или пятнадцать минут вошли четверо ночных солдат. Их старший жестом своего гибкого хлыста пригласил нас на выход. Серых не было, так что Галли пришлось нести нам. Я хотел взять его верхнюю половину, но Аммит оттеснил меня плечом в сторону. Осторожно.
— Не-не. Я понесу его со здоровяком, — предположительно, речь шла о Йоте, поскольку другой здоровяк был теперь большим куском остывающего мяса. — Помоги доктору, если хочешь.
Но это мне тоже не разрешили сделать. В конце концов, я был обещанным принцем — по крайней мере, они так думали. Цвет моих волос и глаз говорил в пользу этого. Но я думал, что, может быть, я просто семнадцатилетний парень, который оказался в хорошей форме, сумел одолеть соперника из-за его ослабленного бокового зрения и выжить, умело используя свои худшие качества. И вообще — хотел ли я быть принцем в этой мрачной сказке? Вовсе нет. Чего я хотел, так это забрать свою собаку и убраться домой, хотя мой дом никогда еще не казался таким далеким.
Мы медленно возвращались в свои камеры в Глуби Малейн: Мерф с раной в плече, Джая и Эрис, Аммит, Йота, Док Фрид, Булт, Бендо, Мезель, Каммит, Дабл, Стакс с сильно порезанным лицом, Куилли, Окка, Галли без сознания и я. Шестнадцать бойцов. За вычетом того, что ни Док Фрид, ни Галли не смогли бы драться в следующем раунде. Но они не стали бы исключением; теперь я знал это точно. Просто им назначили бы противников, которые быстро прикончили бы их ради удовольствия Элдена, Петры и кучки прихлебателей Губителя Летучих. Те, кто сделал бы это с Фридом и Галли, в следующем раунде тоже получили бы свое. Да и Мерф со Стуксом вряд ли дожили бы до того, что в «Мартовском безумии»[233]
зовется Элитной восьмеркой.Дверь в конце тюремного блока была открыта. Глаз и Аммит занесли туда Галли. Следующими вошли Куилли и Фрид; Куилли поддерживал Дока, чтобы тому не пришлось прыгать на больной ноге. Фрид вообще с трудом мог передвигаться; он то приходил в сознание, то терял его, роняя голову на грудь. Когда мы вошли в Малейн, он сказал кое-что настолько горькое, настолько потерянное, что я никогда этого не забуду:
— Я хочу к маме.
Газовая лампа возле входа снова вывалилась из отверстия и болталась на металлической трубке. Она погасла. Один из наших охранников засунул ее обратно в отверстие, где ей полагалось быть, и некоторое время смотрел на него, как будто гипнотизируя, чтобы она не выпала. Лампа держалась.
— Сегодня особый ужин, детки! — объявил один из охранников. — Много еды, а потом десерт!
Мы вошли в наши камеры. Глаз, Стукс и я теперь наслаждались — если это подходящее слово — одиночеством. Куилли отнес Фрида в его камеру, осторожно положил на тюфяк и пошел туда, где сидел с Каммитом. Мы ждали, что ночные солдаты выйдут с протянутыми руками, отчего двери камер захлопнутся, но они просто ушли, заперев за собой дверь во внешний мир: один засов, два засова, три, четыре. Очевидно, сегодня нам даровали не только «много еды», но и возможность пообщаться, по крайней мере, какое-то время.
Эрис вошла в камеру Галли и осмотрела его рану на голове, которая была (не вдаваясь в подробности) ужасной. Его дыхание вырывалось из груди с хрипом. Эрис посмотрела на меня усталыми глазами.
— Он не переживет ночь, Чарли, — она горько рассмеялась. — Но никто из нас этого не поймет, потому что здесь всегда ночь!
Я погладил ее по плечу и пошел в камеру Йоты, которую он решил не покидать. Он сидел у стены, обхватив руками колени. Я сел рядом с ним.
— Какого дьявола тебе нужно? — спросил он. — Я бы хотел побыть один. Если это угодно тебе, то есть вашему королевскому гребаному величеству.
Понизив голос, я сказал:
— Если бы был способ выбраться отсюда — сбежать — ты бы попробовал сделать это со мной?
Он медленно поднял голову. Посмотрел на меня. И заулыбался.
— Только покажи мне путь, дорогой. Только покажи.
— А как насчет остальных? Тех, кто сможет?
Его улыбка стала шире.
— Неужели королевская кровь делает тебя глупым, принц? Как ты сам думаешь?
Глава двадцать пятая. Банкет. Я принимаю гостя
Вдохновение не стучится в дверь. «Кто хочет жить вечно?»