Сказка для Алисы

Рот Ольги щекотал дыханием щёки, подбородок и губы Алисы, а глаза жгли солнечными огоньками и смеялись.

— А тебе голову часом не напекло?

Всё-таки Убийца Смысла — тролль. С наглыми глазами и ласковым прищуром ресниц, позолоченных солнцем. Следовало возмутиться, и Алиса дрогнула ноздрями:

— Что?! Хамить изволите?!

Только на это её и хватило: дальнейшие слова заглушил поцелуй, сколь нахальный, столь же и глубокий. Нутро сладко ёкало, хотелось комочком-воробышком прижаться, слиться воедино, и Алиса подалась всем телом, грудью и плечами, обняла за шею.

Звонок — как гром среди ясного неба. Алиса неприятно, до холодных мурашек, вздрогнула, а Ольга нахмурилась, вынимая телефон и глядя на дисплей.

— Если это опять «детки», я им... Алло! — Её сдвинутые брови расправились, лицо сделалось задумчивым. — А, Лёш, привет. Да ничего, всё супер... Нет, не занята. Никаких особых планов на вечер. Да понимаю, конечно: лучше без семьи... Хмм... Ну...

Взгляд Ольги вскинулся на Алису: напряжённо-задумчивый, неуверенный. Одним коленом она упёрлась в землю, опустила руку, наматывая на палец травинку.

— Я на даче не одна, со мной Алиса. Один очень дорогой мне человечек... Но думаю, она не будет возражать. — Снова вопросительный взгляд на Алису, как будто слегка виноватый и извиняющийся. — Димыч? А, хорошо, пусть тоже приезжает, конечно. Бухло... кхм, то есть, выпивку — само собой. Ну, пару пузырей возьмите, но для себя: я не особо пью сейчас. Закусон — с меня. Да, переночевать можно, место найдём. Конечно, чтоб за руль потом не... Ладно, Лёх, договорились. Ага.

Она нажала кнопку отбоя. Телефон повис в брошенной на колено руке, Ольга покусывала губу, а Алиса, настороженно слушавшая весь разговор, спросила:

— И против чего я не буду возражать, интересно?

Виноватый вид Ольги её озадачивал, обдавал мурашками недоумения.

— Алис, такое дело, — начала Ольга. — Тут, по соседству, оказывается, Лёхина дача... То есть, тёщи его. Я с ним на днях случайно встретилась. Не знала даже, что он тут. Ну, ты помнишь, мои друзья-«мушкетёры»? Я тебе про них в «Исповеди» писала... У Лёхи на даче встречаться неудобно: там всё его семейство, а посиделки вроде как дружеские, чисто между нами.

— А я, значит, не считаюсь? Меня как бы нет? — с язвинкой заметила Алиса, но внутренне — без обиды. Просто добродушно троллила.

— Лисён, нет, конечно, — смутилась Ольга. — Не в том смысле, что тебя нет, просто... Ты — часть меня. Неотделимая. Ты не бойся, они хорошие ребята, буянить не будут. И не обидят тебя. Кроме того... Ты мне нужна рядом. Без тебя я... Я не уверена, что смогу.

От этих слов повеяло холодком, горьковатая плёночка затянула взгляд Ольги, и у Алисы даже пальцы озябли от тревоги.

— В смысле? Это же твои друзья, а не враги.

Ольга как будто собиралась с мыслями, и процесс шёл очень трудно. Она выдернула травинку, которую крутила, и зажевала её, гоняя из одного уголка рта в другой. Смотрела в сторону через прищур, со складкой между бровей, будто от головной боли.

— Сложно это, Лисёныш. Речь обязательно зайдёт о Сане, ребята захотят его помянуть. И его нельзя будет не помянуть. Если помнишь, я писала в «Исповеди» про свои загоны насчёт него. Что я вроде как виновата перед ним... И... может быть, косвенно — в его гибели тоже. Нет, я не толкала руль его байка, когда он делал тот прыжок. Но я толкнула его под локоть раньше — с Машей. Хрен его знает, что у него было в голове, когда он прыгал. Какие картинки стояли перед глазами. Какая мысль вспыхнула... И сдвинула его тело на один сантиметр. Один грёбаный сантиметр, и байк приземлился не так, как надо. Этого сантиметра хватило, чтобы сломать ему шею. Из-за какой-то картинки перед глазами. А может, и не было никаких картинок, и я просто загоняюсь. Придумываю то, чего нет. Но как бы то ни было, после всей этой истории со мной и началась эта хренотень. Вернее, кое-что было уже в универе, но после этого — как лавиной накрыло. Будто какая-то струнка лопнула, на которой и держалось всё. Бля! — Ольга с силой провела ладонью по побледневшему лицу. — Это капец как трудно выговорить на трезвую голову!

Каждое её слово отзывалось в Алисе леденящим эхом боли. Будто её в снег окунули посреди майского дня. Она не видела ни яблони, ни сирени, ни проклюнувшегося лука на грядке — только лицо Ольги, на котором отразилась память... Ужас, зависший в воздухе, смертельный механизм с двумя колёсами, готовый приземлиться НЕ ТАК, голова в шлеме на фоне неба. Алиса смогла только положить на её предплечье похолодевшую руку. Слова не шли. Застревали комком в горле.

— Представь себе, Лисёныш, что люди, которые были тебе очень дороги, вдруг стали... напоминанием о чём-то очень плохом. Их родные, любимые лица стали ассоциироваться с болью. Когда ты видишь их, в мозгу вспыхивает та картинка... Я видела это, слышала этот хруст. Хруст ломающейся шеи. Или мне почудилось, что я слышала? Только что он был живой, разговаривал и смеялся — и вот его уже нет. Только тело, нелепо лежащее на земле, как кукла. Неживая. Хрясь — и душа улетела вверх.