– Белла, что случилось? – Андромеда выглянула из своей комнаты.
– А как ты думаешь?! – прошипела она. Сил ругаться или кричать не осталось.
– Мистер Лестрейндж…
– Всего лишь предложил полный магический брак.
– Но разве это так плохо? – Андромеда придержала дверь и помогла ей устроиться в кресле, обдавая густым ароматом розового масла, которым она обычно унимала головную боль.
– Меди, – Беллатрикс закрыла лицо руками, – это всего лишь значит, что я без позволения мужа не смогу посадить даже розы в саду.
– Ты преувеличиваешь, иначе обряд не дожил бы до наших дней, – Андромеда ободряюще улыбнулась.
– Я не хочу быть приложением к мужу, как ты не понимаешь! – Беллатрикс заметалась по комнате, в бессильной злости опрокидывая стулья. – И если ты сейчас скажешь, что когда рожу, вся эта блажь у меня пройдет, то я тебя прокляну. Видит Мерлин, прокляну!
Она усилием воли подавила вспышку бесполезного гнева и встала напротив сестры, сложив руки на груди; та покачала головой:
– Не понимаю твоего ужаса перед замужеством. Просто не понимаю. Рано или поздно любая чистокровная волшебница обязана выйти замуж и продлить род. Нас слишком мало. – Андромеда спрятала кисти рук в широких рукавах своей свободной домашней мантии. – Белла, иногда мне кажется, что это я старшая сестра, а не ты. Нарси, кстати, обручена с шести лет с наследником Малфоев и ничуть не переживает по этому поводу.
На Беллатрикс снизошло безразличие. Из нее будто выпустили весь воздух, стоять стало до невозможности тяжело. «Будто находишься на дне океана», – отстраненно подумала она.
– Белла? – обеспокоенно спросила Андромеда.
– Все хорошо, Меди. Иди к себе, отдыхай. Я, наверное, просто переволновалась.
– Я вечером зайду.
– Конечно, – тут же согласилась Беллатрикс и слабо улыбнулась. – Надеюсь, к тому времени твоя мигрень пройдет.
– Я тоже надеюсь. Ненавижу ее! – Андромеда улыбнулась в ответ и вернулась к себе.
Пять шагов до кровати показались Беллатрикс бесконечными. Она рухнула плашмя и раскинула руки: выхода из ситуации, становившейся день от дня все отвратительней, не было. И уж точно не стоило грузить проблемами сестру, которой до выпуска из школы еще целых два года – даст Мерлин, ей найдут хорошего жениха и она обретет с ним счастье. Их с Нарси воспитанием больше занималась мама, а отец всегда больше любил старшую, позволял ей много больше, чем остальным.
– Папа, папа, – Беллатрикс перекатилась на спину и уставилась на балдахин, – это очень жестоко, знаешь ли. Сначала дать познать вкус свободы, а потом…
Шесть недель до свадьбы пролетели как один миг. Никогда еще Беллатрикс не ощущала ход времени так остро. Казалось, каждая минута, прежде чем кануть в небытие, старалась ускорить бег своих товарок. И часы, вот только что бившие полдень, уже показывали время обеда. Ей хотелось насладиться последними мгновениями свободы, а мать тянула к модистке или требовала писать сотни приглашений:
– Не смей пользоваться самопишущим пером, это невежливо!
У нее спрашивали мнение о пустяках и не давали высказаться о чем-то на самом деле важном. Поэтому она мстительно пошла к алтарю в отчаянно не идущем ей платье. Зато белом. Зато с фатой. Но оно катастрофически не сочеталось с оттенком ее кожи и делало лицо сероватым и нездоровым.
Обиднее всего оказалось то, что гости ничего не заметили. Только отец, ведя под венец, похлопал по руке и сказал:
– Бедняжка, ты так переволновалась. Ничего, сегодня все закончится.
Беллатрикс едва не рассмеялась, настолько точным было отцово определение. Действительно, сегодня можно было перечеркивать прошлую жизнь жирным крестом, а что ждет ее в новой – один Мерлин ведает.
Саму свадьбу она почти не запомнила, разве что поцелуй уже мужа после того, как обручальное кольцо сдавило фалангу безымянного пальца. Кольцо было чуждым, как и этот мужчина, который смял ее губы властным поцелуем. После него хотелось прополоскать рот, но Беллатрикс усилием воли сдержала рвотный позыв и даже нашла в себе силы улыбнуться.
Гости осыпали молодоженов лепестками и зернами, желали счастья, и каждый считал своим долгом добавить про «побольше деток», отчего новобрачная еще сильнее ощущала себя племенной кобылой. Сработавший около полуночи портключ показался избавлением. Головная боль к этому времени стала настолько сильной, что из правого глаза непроизвольно вытекла слеза.
– Не плачь, милая, – Рудольфус самодовольно похлопал ее по заду, вызвав очередную волну омерзения, – конечно, тяжело расставаться с родными, но привыкнешь.
– Спасибо, – выдавила из себя Беллатрикс, – у меня очень болит голова, можно мне зелья?
– Милая, все болезни от нервов. И нет такого женского недомогания, которое бы не лечилось крепким мужским членом. Правда, Рабастан?
– Ты как всегда прав, братец, – младший Лестрейндж вальяжно раскинулся на диване в гостиной, куда молодоженов перенес портключ.