Перестройка превратилась в кошмар. На юге война, СССР распался, вдруг началась какая-то приватизация, стали раздавать какие-то ваучеры. Я на них смогла купить себе только штаны-бананы. Ну, такие штанцы были тогда все еще в моде. Кто урвал ваучеров побольше, тот смог прикупить что-то получше. А потом стали раздавать акции, кто работал на заводах. Рабочие на проданные акции купили себе автомобили. К слову сказать, началось сильное расслоение населения на бедных и богатых, а ведь в СССР такого не было, или я не видела и не замечала. Работники науки стали людьми третьего сорта, доценты и профессора по большому счету стали никому не нужны. Но в 1992 и 93 годах это было еще не так заметно. Однако снежный ком все катился и катился. Тут мне вспоминаются слова Cолженицына: надо писать уже не про Красное Колесо, а про Желтое. Вставал извечный русский вопрос: кто виноват и что делать?
Родословная
И здесь я позволю себе, дорогой Читатель, небольшое историческое отступление. Да, Солженицын писал о Красном колесе в своем одноименном романе-эпопее. До этого был его «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ». Наша Современность – это наша История. Мне мало рассказывали о моей семье со стороны матери. Но эта семья была довольно интересной. Прапрадед мой был татарским купцом и жил в одном из центральных городов Урала. Он был очень зажиточным: имел пять домов, торговал пшеницей и другими товарами. У него было трое дочерей, для которых он купил трое часов Роял (это был типичный подарок для тех времен. Такие часы сейчас идут за 10 тысяч рублей как не очень редкий антиквариат). Три сестры вышли замуж. Одна за муллу и уехала к нему в Казань. Моя мать, когда училась в Казанском университете в 60-е годы, как раз жила у этой женщины. Она была бездетной, мужа-муллу давно схоронила, но осталась такой же суровой по-мусульмански. Рассказывала матери, как она была знакома с самим Габдуллой Тукаем и ездила с ним на тройке вдоль берега Булака.