Сказка для двоих

Замысловатую кавказскую фамилию этого студента еще на первом курсе заменили прозвищем — Светлейший. Впрочем, сам он считал это не прозвищем, а законным титулом. Гордился своим аристократическим происхождением и в самом деле был похож на настоящего князя. Светлейшего любили на курсе. Он был талантлив, но ленив. Зачеты и экзамены сдавали для него всей оравой. Для этого была разработана целая система. Успеху операции радовались больше, чем он сам, принимавший помощь друзей как должное. Но за это его любили тоже.

Но вот однажды одному из сокурсников отец прислал двадцать рублей, а через месяц решил уточнить по телефону: получил? Тот не получал. Пошел на почту, там сообщили, что перевод был получен по военному билету адресата. Вся компания взбесилась: кто мог это сделать? Пошли на почту еще раз, взяли образец подписи, сличили. И пришли в ужас. Это была подпись Светлейшего. После прямого откровенного разговора он сознался: да, взял военный билет друга, получил его деньги и потратил. Тогда всегда мягкий Кирюша встал и, глядя ему в глаза, сухо сказал: «Уходи!» Это был ультиматум. Светлейший вскочил, бросился на Ки-рюшу, закричал что-то на своем языке. Завязалась драка. Дрались они не на жизнь, а на смерть. И маленький хрупкий Кирюша победил. А Светлейший ушел — и из института, и из их жизни. Навсегда.

Москва, аэропорт Шереметьево — проспект Мира, 12 октября

В Москве было холодно и морозно. Когда самолет пошел на снижение, Лана с грустью заметила, что здесь, в Подмосковье, уже облетает последняя медно-рыжая листва, а дачники жгут сухую картофельную ботву — на каждом участке трепещет оранжевый язычок костра. Как непохоже это на Берлин, утопающий в розово-золотистой дымке!

Пассажиров спецрейса отвезли на автобусах к зданию аэропорта. Паспортный контроль все прошли в VIP-зале. Когда формальности были окончены, Светлана решила подойти к Соколову. С момента прилета им так и не удалось поговорить. Лана подняла руку, чтобы привлечь внимание министра, но в этот момент к нему подбежали молодые спортивные ребята — традиционная министерская свита. Это вновь напомнило ей о той пропасти, которая лежала между ней и Соколовым. «Кто он и кто я?» — уныло подумала она. Здесь, в московском аэропорту, Соколов показался ей строже, выше, сдержаннее. А может быть, это действительно было так? В сопровождении встречающих, не глядя по сторонам, министр направился к выходу.

— Лана, ты с нами? — окликнул переводчицу Потапыч. — Бери чемодан — и вперед' — Наша машина припаркована у самого выхода!

В салоне микроавтобуса, развозившего сотрудников «Протокола» по домам, Светлана болтала без остановки. «Если замолчу — заплачу», — решила она и продолжала пересказывать шоферу протокольской машины разные истории, которые ей поведал берлинский водитель автобуса, в прошлом летчик гражданской авиации. Потапыч не понимал задорного настроения сотрудницы и несколько раз бросал в ее сторону выразительные взгляды.

— Митя, давай-ка сначала к дому Аркатовой, — скомандовал он водителю, — а то она трещит без умолку, как сорока.

— Ну вот, — притворно обиделась Лана, — с утра сделали упрек в излишней серьезности, а теперь критикуют за веселье. Ну и жизнь!

Когда Светлана вошла в квартиру и без сил опустилась на пуфик в прихожей, ей показалось, что она никуда не уезжала. В квартире было тихо, все стояло на своих местах, пахло воском для мебели и ее любимыми духами «Палома Пикассо». «Неужели все это было? — спрашивала она себя, распаковывая чемодан. — Только берлинские сувениры доказательство того, что прошедшие три дня не плод моего воображения, а реальность».