Может, и удобно было сидя рожать, но разве теперь проверишь! А в моей комнате вообще удобной мебели не было. Посредине какой-то длинный больничный стол метровой высоты. На такой я сама не рискнула бы влезть. А под другой стенкой древняя кровать, мне по колено. На кровати ни матраса, ни постельного, одна голая сетка, да и та до пола прогибается. Не кровать, а гамак на ножках. В такую ляжешь, и без посторонней помощи уже не выберешься.
Когда схватки стали сильнее и чаще, а от хождения я начала уставать, то попробовала присесть на раму кровати. Боком, как в дамское седло. Так Ольга советовала. Лучше бы я этого не делала! Подниматься мне пришлось с пола. Да и то не сразу поднялась. Две схватки переждала на четвереньках, уткнувшись лбом в ладони. Если бы кто-то заглянул тогда, то подумал бы, что я молюсь. Я, может, и помолилась бы, но меня только на самомассаж и считание вслух хватало. Странно, но те секунды, что я отсчитывала, оказывались длиннее тех, что показывал мобильник.
Еще час я бродила по палате между окном и дверью или стояла, вцепившись в подоконник. В одну из схваток заглянула Марина, спросила: «Как дела?» Я рявкнула: «Нормально!» и поинтересовалась, где лампочка?
- Ой! Меня Сергей Леонидович отвлек. А потом Катерина Петровна о чем-то спросила… Я сейчас пойду, поищу!
Марина убежала, и я опять осталась одна.
Ну и, слава Богу! Никто не мешает, не пристает с дурацкими вопросами. Алка говорила, что ее каждые десять минут таскали на осмотр и каждый раз говорили: «Плохо стараетесь, мамочка. Сколько еще ждать?.. Вы собираетесь рожать сегодня или в следующем году?»
Так что, Боже упаси рожать перед праздником, да еще перед Новым годом!
Мне повезло - до Нового года почти три недели, и праздника, вроде бы, никакого нет, а судя по крикам из других родзалов, все врачи сейчас очень заняты. Даже Кисонька в гости не заходит, хотя обещался. Ну, мне спешить некуда, до утра родить успею. Пока Кисонька дежурит. У другого рожать не хочу! Познакомлю Кисоньку со своим маленьким. Пусть и сыночка узнает, какими нежными бывают руки у врача.
А за окном творилось что-то невообразимое! Снег прекратился, тучи стали расползаться, появилась луна и куски звездного неба. А еще мигал фейерверк. Но где-то далеко и с другой стороны здания. Мне только отсветы видны были. Красиво!
Говорят, беременным женщинам на красивое надо смотреть. Вот я и смотрела. Пока могла. А потом закрывала глаза, прижималась лбом к холодному стеклу и начинала громко и медленно считать, заглатывая побольше воздуха, и сильно растирать немеющие бедра и поясницу. Была от массажа помощь или нет, не знаю, но от боли и глупых мыслей это отвлекало.
Последние двадцать минут я в окно почти и не смотрела. А когда что-то громко грохнуло этажом выше или над больницей, я открыла глаза и направилась к двери. Хватит торчать в темноте, надоело!
Кажется, моему сынику тоже надоело ждать. Я все обещаю: «скоро, скоро!», с самого утра обещаю, а «Германа все нет». Похоже, сыночка решил сам подсуетиться.
Что-то сильно надавило внизу живота, что-то теплое потекло по ногам, захлюпало в тапочках… Я дошла-таки до двери и заорала на весь коридор:
- Юрий Андреевич!
Ляпнуть: «К ноге!» дыхания уже не хватило.
Кисонька выскочил из палаты напротив, и уже на полпути начал говорить:
- Чего орешь, Дубинина? Ночь на дворе, люди спят…
Юморист хренов!
- А я в туалет хочу. По большому!
- А по маленькому?
- А по маленькому я уже! И мокрым тапочком об пол почавкала.
Кисонька внимательно посмотрел на меня, даже за руку зачем-то взял.
- А ты как себя чувствуешь? Вот прямо сейчас?
«Прямо сейчас» меня распирало и опять давило на низ живота.
- Как воздушный шарик, чувствую. Или взлечу, или лопну.
- Так, понятно, - Кисонька отпустил мою руку, взялся за плечо. Давай сейчас обратно в твою палату, я тебя посмотрю…
- Ага, только фонарик взять не забудьте.
- Не понял.
- У меня там лампочка перегорела, - сквозь зубы объяснила этому непонятливому. Еще два часа назад.
- А ты кому-нибудь сказала?
- Марине.
Кисонька поморщился.
- Ладно, Дубинина. Ты на ногах твердо держишься?
- Держусь.
А если учесть, что я с одиннадцати утра на этих ногах, а посидеть или полежать так и не получилось…
- Тогда раздвинь их чуть шире и обопрись спиной о стену.
- Зачем? поинтересовалась я, когда раздвинула и оперлась. Вы что, прямо здесь меня смотреть будете?
- А где же еще? спросил Кисонька таким тоном, будто каждый день смотрел меня на коридоре, а сегодня мне вдруг чего-то другого захотелось.
Пока я в полном обалдении переваривала ответ, Кисонька опустился на колено, поднял подол моей ночнушки, и запустил под нее руку. Что он там нащупал, не знаю, но поднялся очень быстро и скомандовал:
- Людмила Витальевна, готовьте четвертый стол! А с тобой, Дубинина, - улыбнулся он мне, - мы осторожненько пойдем в шестой родзал.
- А это где?
- Близко. Две остановки на метро.
- Угу, - кивнула я, отлепляясь от стены.
- Ты идти-то сможешь? Или каталку подвезти?
Ага, сейчас он пойдет за каталкой и, как Марина, пропадет на два часа. И я вцепилась в кисонькин рукав.
- А как же метро? Экономить будем?