Я больше не пошла к тому дядечке-доктору. И не денег мне было жалко нашлись бы деньги! просто идти туда одна я не смогла. Вдруг дядечка нас запомнил, вдруг он спросит: почему сама?.. Объяснять «почему» мне не хотелось. Я пошла в бесплатную больницу, и такого там наслушалась…
Пока я делала ревизию своим воспоминаниям, врачихи куда-то подевались. Бабулечка в белом халате мыла пол. Потихоньку дошла и до меня. Отодвинула кроватку с ребеночком, пошаркала тряпкой, и поставила кроватку ближе ко мне.
- Что ж тебя здесь оставили, маленький? заговорила, как запела.
Старенькая совсем, лицо, как печеное яблоко, а голос приятный.
- Я попросила оставить.
Бабулька подошла ко мне, поправила одеяло.
- Опросталась, девонька? С облегчением тебя.
Я не сразу поняла, к чему это она сказала. И пока я думала, чего бы такого ответить, и надо ли отвечать, бабулька вернула ведро на тележку, и укатила ее из родзала.
Что-то не видела я этой бабульки на нижнем этаже. Наверно, она качественней всех убирает, вот и назначили сюда. Хлоркой, по крайней мере, после уборки не воняло.
Я осталась наедине с сыночкой. Это было приятно. А он все не спал. Интересно, о чем думает этот человечек?
Пол еще не совсем высох, когда появился Кисонька с Людмилой Витальевной. За ними шли две врачихи. Галина и еще одна, незнакомая. А ту женщину, что попала в аварию, везли на каталке. Галина капельницу над ней держала. Пока роженицу перекладывали на разделочный стол, Кисонька ко мне подошел.
- Дубинина, ты еще не спишь?
- Не сплю.
- Вот и не спи. В палате спать будешь.
- А когда меня в палату?
- Где-то через час. Ты как себя чувствуешь?
- Хорошо. Только знобит немного. Еще миска между ногами мешает. Ее можно убрать?
- Это не миска, а кювета для сбора крови. И убирать ее пока нельзя. Сейчас я посмотрю, сколько кровушки из тебя натекло…
Кисонька отвернул одеяло, и ногам сразу стало холодно. Меня всю затрясло.
- Что кровяной колбаски захотелось?
Спрашивать пришлось сквозь зубы, чтобы не прикусить язык.
- С чего ты взяла?
- А зачем вам кровушка?
Кисонька поправил одеяло, и наклонился к моему лицу.
- Дубинина, - интимно зашептал он. Ты иногда как скажешь… я, прям, не знаю, что ответить. Хорошо, что тебя Марина не слышала. Она девушка впечатлительная, в обморок может упасть.
- Интересно, эта «впечатлительная девушка» нашла лампочку или до сих пор ищет?
- Вот черт! Совсем забыл об этой лампочке! Ладно, увижу Маринку спрошу.
- Вы лучше сами найдите и вкрутите. Так оно надежнее будет.
- Дубинина, я что, похож на электрика?
- Ну, как хотите. Значит, ваш родзал «номер два» будет работать только в дневное время.
- Тоже мне, Касандра выискалась! фыркнул Кисонька, и тут его позвали:
- Юрий Андреевич, у нас все готово!
Я только раз глянула на дальний стол, и опять стала смотреть на сыночку. А он все не спал. Лежал себе молча, хмурил бровки и смотрел. Может, с ним что-то не так?
- Юрий Андреевич! громко, на весь родзал позвала я. Ради сыника стеснятся не стала. А у меня ребенок не спит! Это нормально?
- Нормально, Дубинина, нормально! Отозвался Кисонька, не оборачиваясь.
Он стоял справа от роженицы и что-то делал.
- Не спит, значит, не устал, - сказала Людмила Витальевна. Есть новорожденные, что первые пять-семь часов не спят. А есть такие, что засыпают уже через полчаса после рождения. Роды бывают разные, дети тоже. Не беспокойся, заснет.
Подходить ко мне она тоже не стала, прочитала свою лекцию, не сходя с рабочего места.
- Понятно, спасибо.
Будь вместо этой врачихи Сашка, он бы мне ответил намного короче. «ХЗ, сестренка, ХЗ». Если переводить на русский язык и без мата, то получилось бы: «Хто знает, сестренка, хто знает». Всех девушек Сашка делил на сестренок и подруг. «Сестренки» - это те, с кем он еще «нет», а «подруги» - с кем уже «да». Одна девчонка сказала, что Сашка это три «П» в одном флаконе простой, приятный и прикольный. И не красавец, и не богатый, но с ним было легко и уютно, как с плющевой игрушкой. «Подруги» его хвалили, а на «сестренок» он не обижался и их почему-то становилось все меньше на нашем курсе. Может, и я стала бы для Сашки «подругой», если бы не появился Темка. А то Мамирьяна совсем уже задолбала меня. «В наше время неприлично быть целкой в двадцать лет!» Так она говорила при каждой нашей встрече.
Если бы Кисанька был рядом, я бы рассказала ему про Сашку и про его смешное «ХЗ». Но отвлекать занятого человека…
Похоже, у той женщины все шло не так легко и просто, как у меня.
Смотреть-то я не смотрела, и подслушивать не собиралась, но не затыкать же уши, когда при мне говорят. Я старалась не слушать, но отдельные слова иногда улавливала:
- …как она?
- …потуга!
- …работаем!
- …как там?
- …скоро!
- …не приходит в сознание!
- …следить за давлением!
- …потуга!
- …работаем!
- …появилась головка!
- … рассекай!
- …тащи!
- …зажим!
- Ну, вот и все! выдохнул Кисанька.
Я не выдержала и опять посмотрела в ту сторону. Людмила Витальевна держала совсем маленького ребеночка. Ручки-ножки тоненькие, тельце темное, почти фиолетовое. И свисает так, будто в нем нет костей. Еще и пуповина торчит. На новорожденного котенка похож.