Сказка для Сказочника

Про то, как Светка «показывала», я, как вспомню, так вздрогну. Притащилась вечером столовую, в одной руке ворох пеленок, а в другой пачка «Памперсов». Запечатанная. Подошла к нашему столу и положила все свое добро среди ложек и тарелок. А мы с Ольгой только-только ужинать закончили. В пеленках ребеночек оказался. Как Светка не потеряла его по дороге, только Бог знает. Она и несла малыша вниз головой. «…а чтоб не кричал!» Ольга как услышала это, так в лице изменилась. Уж на что спокойная женщина, но и она не выдержала, сказала пару ласковых. Сначала мамашке бестолковой, потом нянечке, что не научила эту мамашку «Памперсы» на ребенке менять. Еще и к завотделением зашла, предупредила, чтобы присматривали за пациентами из третьей палаты.

Эта Ольга, ну прям как моя баба Уля все ей надо, обо всех позаботится, кто сам о себе позаботиться не может.

Лет пять назад, в начале лета, я к бабке часто ездила, почти каждый день. Вот и увидела на станции собаку. Вроде бы овчарка, но без ошейника, худющая и с отвисшим брюхом. Стоит эта шкапа, в глаза пассажирам заглядывает. На нее наорут псина-то здоровенная, страшная она отойдет к кустам, а потом опять к людям тянется. Я пока автобус ждала, булку решила сжевать, так пришлось отдать эта собака возле меня крутилась и скулила. Я потом бабке о ней рассказала, а баба Уля собрала в сумку еды и на станцию! Собаку покормить ей приспичило, мол, щенки-сосунки у нее голодают! Ну, и чего добилась своей добротой?.. Эта хитрая тварь перетаскала щенков поближе к бабкиной хате. Чтоб бабке не пришлось далеко ходить. А из трех голодных сосунков выросли такие волкодралы, что на них глянешь, и рука сама тянется к дрыну, потолще. Такому, чтобы перекусить сразу не смогли. Бабка говорит, что хороших людей собаки не трогают, но откуда мне знать, кого они считают хорошим, а кого так себе.

Бабе Уле за шестьдесят, а рассуждает иногда как дите малое. Сколько раз отец предлагал ей переехать к нам, а она: «Я в лесу родилась, в лесу и помру». А от того леса две березы, один дуб остались. Да разве ж бабку переупрямишь? Ходит по лесу, порядок наводит. «Я лес берегу, - говорит, - а лес меня и накормит, и согреет, и силой поделится». Бабка у меня, конечно, сильная и здоровая, ни разу в больнице не была. Все зубы целые и читает без очков. Я когда рассказываю про нее, мне не верят. Мыслимое ли дело, всю жизнь в лесу прожить, с белками и елками разговаривать! Может, из-за этого ее Лешихой и прозвали. Или за то, что травами-корешками лечить умеет. И денег за лечение не берет. «Сколько сможете, столько и дайте», говорит. А с такими разговорами, если голодной не останешься, и то хорошо. Отец как-то сказал, что если б к бабкиным рукам да его мозги деньги лопатой можно бы грести. Меня бабка учить не стала, хоть отец и просил, а Мамирьяна сама не захотела. «Боюсь я бабы Ули, - говорит. Она еще ненормальнее бабы Фени будет!»

Вторая наша бабка тоже большая оригиналка. Вроде бы в Бога верит, посты соблюдает, ругается, когда при ней матом разговаривают, а котят живыми закапывает. Соберет их в мешок, вынесет в поле, выроет ямку и туда их! Из мешка. Ямку засыпала, а пустой мешок домой принесла. Котята уже большие, в мешке пищат, шевелятся, и кошка на чердаке вопит, запертая. Я тогда в первый раз у бабы Фени гостила, не поняла из-за чего кошка кричит, полезла, выпустила. Так она по мне, по лестнице и бегом за бабой! Я у Маринки спросила тогда она еще Маринкой была «Чего это с кошкой?» А Маринка мне ответила: «Так баба котят унесла». Я не поняла: куда она их унесла? отдавать? так почему сразу всех? Но мне быстро объяснили: куда, зачем и какая я дура, если думаю, что эти котята кому-то нужны. Еще и рукой пренебрежительно махнули, мол, городская дура она и в деревне дура.

Мамирьяна совсем не в деревне живет. Большие Лужки давно уже окраиной города стали, многоэтажками и богатыми домами застраиваться начали. Мы тоже дом не в центре купили, а всего лишь в Малых Лужках они чуть дальше от окраины. Но мы сразу стали городскими, а Мамирьяна со своими дерёвней остались.

Я не поверила, чего она наболтала про бабу Феню, и побежала смотреть. Ну, и посмотрела, убедилась, дура недоверчивая. Когда баба ушла, мы с кошкой на пару ту яму разгребали. И плакали в два голоса. Одного только котенка живым и выкопали. Как баба Феня меня потом ругала! Тихим, спокойным голосом, но от этого еще страшнее делалось. И дядька Павел ругаться начал. Кричал, что слепыми котят топить надо, когда они только родились, а эти уже смотрят и ходят, этих поздно, что такое зверство на детей плохо влияет. Баба Феня тогда тоже кричать стала, и дядьку Павла по-всякому обзывать. И тютей, и слизняком, и еще как-то. Кричала, что топить это грех на душу брать, а она брать не хочет и не будет. Вот если котята сами в яму свалились, а сыра земля их прикрыла, то в этом никакого греха нет. А если дядьке что-то не нравится, то пусть сам и топит. А если у него рука не поднимается, то нечего указывать. Пока она хозяйка в доме, лишних ртов в нем кормить не будут.