Сказка для старших

— Пока мы своевольны — никак. Своевольный человек не может сам себя знать до конца, потому что он должен выбирать. Что-то выбирать, что-то отбрасывать. Если он попытается поглядеть в глубину своего сердца, то как сороконожка — не сможет и шагу ступить. Потому что страсти спорят между собой. Они несовместимы друг с другом и с жизнью. Каждая страсть хочет овладеть твоим умом. Ей безразлична реальность. И другие страсти ей тоже безразличны. В глубине сердца у страстного человека — сорок безжалостных диктаторов. Естественно, ум предпочитает всего этого просто не знать. Жить-то надо.

— Да ну? — не поверил Митька, — неужто сорок? Антон говорил — жить наполовину…

— Не сорок. Больше. Знать себя может только тот, кто отказался от идеи удовлетворять свои страсти… подчиняться своим желаниям. Своевольный человек знает о себе только малую часть того, что есть на сердце.

— А как не подчиняться желаниям? Не подчиняться желаниям — это тоже желание. Если нет желания — так ничего и не сделаешь.

— Служить Богу — это тоже желание. Не своего искать, а служить Богу. Делать то, что Он повелит. Тогда появляется возможность спокойно, объективно осознать, что у тебя на сердце. Подчинить все одному желанию — познать Бога. Истину.

Митька наморщился.

— А как же другие желания? Хочется же.

— "Даст тебе Господь по сердцу твоему", — сказал Монах. — Бог умеет совместить несовместимое. Только Бог может насытить твое сердце. А пока ты пытаешься сам жить по своим желаниям, ты себя обманываешь. Ты сам не знаешь, что у тебя на сердце. А просто обманывешь себя: хочу то, и все тут. А на самом деле не все, а только малость… Ты выбираешь что-то одно, а остальное подавляешь. А как по-другому?

Монах помолчал.

— Сердце человека — глубоко. Думать, что ты сам можешь жить по своему сердцу — это наивность. Наше сердце ненасытимо.

— Ну, ладно, — сказал Митька. — Допустим. А как быть? Получается, нельзя жить на всю катушку?

— А молись. Молитва — это служение Богу. А по своей воле, независимо от Бога, действуй поменьше. И тогда Господь тебе все откроет. Постепенно.

— И что тогда? Что откроет?

— И тогда ты поймешь, что Он прав.

— Да я и так знаю, что Он прав.

— Не знаешь, а веришь. Если бы ты ЗНАЛ, ты бы ничего не искал, кроме Бога. Потому что в Нем все совмещается.

Митька пожал плечами.

— Наверное, так.

— А пока мы и Бога не знаем, и себя не знаем. Одно с другим связано. Если бы человек понял сам себя и с полной искренностью обратился к Богу — Бог тут же бы ответил. Тут же!

— Да я вроде обращался. Бывало такое.

— Нет, нет… Это самообман. Ты просто сам себя не знаешь… То, что нам приходится столько трудиться над молитвой — это только по неискренности.

— Неужто у меня так мало искренности? — не поверил Митька.

— Почти не бывает. У нас очень мало настоящей искренности. Все игра. Все самообман. Маска искренности. Поверь мне, когда человек начинает это понимать, он просто плачет слезами над самим собой.

Митька не понял, но покивал головой на всякий случай. Это была привычная неискренность.

— Увы, это так, — сказал Волшебник. — Если бы мы себя до конца знали — и магия была бы не нужна. Просили бы Бога — и получали.

— А можно же и так. Без этой смой искренности. Просить, просить… и получишь.

— Это можно… — сказал Волшебник. — Конечно, можно вот так, без конца повторять и повторять. Просите — и дастся вам. В каком-то смысле это даже самая лучшая техника… Самая надежная и универсальная.

— Но?… — спросил Митька. В словах Волшебника чувствовалось "но".

— Но это требует много сил. Я не говорю, что эти силы зря пропадают. Молитва идет на пользу, конечно. Главное — она согласует твои желания с Божественной волей. А в Боге совмещается несовместимое. Но волшебство проще. Ты же, когда хочешь выйти их дома, не молишься, чтобы шнурки сами завязались, а просто — берешь, и завязываешь, так ведь? Вот и я — когда мне нужно совершить чудо — то, что в обычном мире считается чудом — я просто говорю — и не сомневаюсь. Это, наверное, не столь полезно, как молитва, но гораздо практичней. В моем мире.

Митька вздохнул.

— А у меня не получается так.

— Получится. Научишься. Тебя пока увлекла молитва — и хорошо, молись. Хотя на самом деле молитва для нас важна только как оружие против бесов. Незаменимое. А творить чудеса можно и без молитвы — просто своей верой. Это и есть волшебство.

Митька опять вздохнул и покачал головой.

— А где ее взять — такую веру?… А зачем Господу, чтобы мы много молились? Почему Он так захотел? Мог бы просто давать сразу или почти сразу. Как помолишься.

— Да Он и дает иногда.

— А почему не всегда?

— Хочешь понять по-настоящему?

— Конечно.

— Мне думается, потому, что все наши прошения — это немножечко конституция.

— Не понял. В каком смысле?

— Когда мы получаем то, что просим, у нас становится меньше нужды в Боге.

— Ну, и что? Потом другого захотим. Если желания правда такие противоречивые, то это никогда не кончится…

— Почему не кончится? Неужели Бог не может дать нам все, что нам нужно. Но если мы получим все, что нужно, то будем совсем счастливы. И уже не о чем будет просить.