Эта мысль показалась мне невероятно забавной, настолько, что, не удержавшись, я заливисто расхохоталась. Должно быть, мой смех окончательно перепугал дядю. Включив ночник, он уложил меня в кровать. Достал из шкафа огромное полотенце, тщательно растер мое окоченевшее тело, после чего укутал во всевозможные одеяла с головой. Я по-прежнему смеялась.
Дядя Боря, не теряя времени, достал из кармана своего халата телефон и набрал какой-то номер.
— Владислав Игоревич, срочно приезжай. — Дядя нервно расхаживал по комнате, не спуская с меня глаз. — Да мне плевать, как ты это сделаешь, но чтобы максимум через полчаса был у меня! У Русланы срыв!
А дядя у меня забавный. Заставить человека нестись с одного конца города на другой, еще и за тридцать минут, вот что значит правильно поставленные задачи. Смешно. И я смеялась. А дядя Боря сидел рядом со мной на кровати, крепко прижимая мое содрогающееся тело к своей широкой надежной груди.
Доктор прибыл уже тогда, когда смех мне заменила икота. С дядиного позволения мне сделали укол.
Мне стало так спокойно, абсолютно ничего не хотелось, а главное — было невероятно лень думать. Тела своего я не чувствовала, оно было настолько легким, что не вызывало во мне какого-либо дискомфорта или других ощущений. Не было ни мыслей, ни воспоминаний, я просто сидела на своей кровати и смотрела в одну точку.
Под вечер действие лекарства прошло, но я по-прежнему продолжала сверлить взглядом точку на стене. Рядом со мной все это время находился доктор. Дядя периодически отлучался по делам, но каждую свободную минуту старался провести подле меня.
— Что с ней, Владислав Игоревич? — в который уже раз вопрошал дядя у бедного доктора.
— Шок, ступор, посттравматический синдром, — нервно размахивал руками доктор.
— Долго она такой будет? — не отставал дядя.
— Я не знаю, — устало отвечал доктор.
— Понятно, — обреченно вздыхал дядя Боря. — Езжай домой, Владислав Игоревич, спасибо тебе.
Доктор, не теряя более ни минуты, скользнул за дверь, оставляя дядю наедине со мной.
— Дочка, — тихо обратился он ко мне, — не знаю, слышишь ли ты меня. Я свое слово держу, ты не в больнице. Ты тоже обещала, помнишь? Слово дала, что больше меня не напугаешь.
Он взял мою безвольную кисть в свои горячие и сильные ладони. Никакой реакции. Так спокойней, так не нужно думать и можно поверить в то, что все случившееся лишь сон.
— Руслана, я знаю, рано или поздно ты очнешься, — неуверенно начал он. — Александр Назаров беспокоится о твоем здоровье. — Тут дядя невесело хохотнул. — Кто бы мог подумать, что безжалостный ублюдок будет переживать за тебя? Дочка, почему ты позвонила ему, а не мне? Как вы вообще там оказались?
Естественно, дядины вопросы остались без ответа.
Следующие три дня проходили в подобном ключе. Я не реагировала на внешние раздражители, не позволяя вывести себя из странного оцепенения, разрешая мыслям медленно ворочаться в голове. Дядя же всячески пытался достучаться до моего сознания. Ухаживать за безвольным телом в моем лице дяде помогала Анна Михайловна. Она безропотно выполняла всю грязную работу. Уход за психами и парализованными больными, скажу я вам, не самое благодарное дело. Все эти капельницы и кормления через силу… про естественные потребности я вообще молчу. Утка — наше все.
Периодически дядя заходил ко мне с различными сообщениями. То со мной желает говорить полиция, то Александр звонит.
А однажды он пришел ко мне и, встав в дверях, долго молчал.
— Наверное, все же лучше, что ты сейчас не здесь. Сегодня похороны Маши.
И ушел.
После этого я медленно поднялась с постели. Сколько дней прошло с тех пор, как я в последний раз двигалась? Конечности мерзко дрожали от слабости, суставы побаливали от долгого бездействия, но все же я двигалась. На дрожащих ногах дошла до душа, где быстро ополоснулась. Стало немного легче, облачилась в черное платье, волосы оставила распущенными, после чего осторожно побрела к входной двери.
Там-то меня и встретил дядя Боря. Он был одет в черный деловой костюм, белую рубашку и черный галстук. Ему абсолютно не идет подобный стиль.
Я лишь взглянула на него, молча и невыразительно, лицо до сих пор не обрело былой подвижности.
— Дочка… — растерялся он. — Очнулась?
Я попыталась обойти его, чего мне, естественно, не позволили.
— Руслана! — Боль в дядиных глазах почти достигла меня.
Он изрядно похудел, осунулся, в волосах прибавилось седины. Это с ним сделала я и продолжаю делать. Ласково глажу его по щеке, мне так хочется его успокоить, но отчего-то язык не слушается меня. Я не могу говорить. Не могу кричать и плакать. Остается корежиться от просыпающейся боли, запертой в клетке собственного тела.
— Ты хочешь на похороны? — Дядя всегда был умным мужиком, да и годы жизни со мной сыграли немалую роль.
Я молча кивнула. Больше он у меня ничего не спрашивал. На кладбище мы прибыли в таком же гробовом молчании.
Стояла яркая солнечная погода, Машке бы понравилось.
Проводить Марию пришло довольно много людей. Ее подруги, ухажеры, партнеры ее отца, многочисленные родственники.