Маленькая заминка произошла только, когда в ярком свете они с бабушкой глянули друг на друга. Бабушка вздрогнула от его маски, Женька — от ее лица.
— Пошел, — глухо сказал он. И торопливо исчез в колодце. А мы все, стукаясь лбами, склонились над холодной дырой.
Этот толстый Женька спустился довольно ловко. Да на самом деле не был он толстым — просто на нем был спецкомбинезон, чтобы не замерзнуть в ледяной воде.
Мы смотрели вниз — там было светло, но видели мы не очень много — блестящие от воды камни, блеск фонарика на ребристой поверхности черной воды да круглую голову в облегающей резиновой маске.
— Тут что-то плавает, — глухо произнесла голова.
— Это мои жубы, — поспешила бабушка. — Не бойша, они беж меня не кушаютша.
— Послушные, — слабо донеслось из глубины колодца. И свет фонаря стал слабеть, будто гаснул от холода. Дайвер совершил погружение.
— Какой отважный юноша, — сказала бабушка. — Я бы даже жа швоими жубами туда не полежла бы.
— А я бы тебя и не пустила, — сказала мама.
Тут вдруг внизу стало светлее, поверхность воды вспучилась и над ней снова оказалась голова дайвера. Он что-то сделал и крикнул:
— Тащите. Только осторожно, не уроните мне на голову. Штука тяжелая.
— Там их две! — крикнул Алешка вниз. — Ныряй снова!
Папа ухватил тросик, к которому на нижнем конце Женька прицепил какой-то темный предмет, и стал подтягивать его к краю колодца. Нагнулся, подхватил и поставил на пол что-то вроде мокрого стального чемодана.
Что меня удивило — он был как новенький. Пролежал в воде шестьдесят лет и даже поблескивал, не заржавел от старости и сырости.
Папа снова опустил тросик в глубину колодца, а мы стали смотреть на этот чемодан. Снаружи — ничего особенного. А вот что там внутри? Алешка тут же попробовал его открыть.
— Не смей! — строго одернул его папа.
— Не кричи на ребенка! — строго одернула его мама. — А то он с тобой деньгами не поделится.
Но Алешка еще раз доказал, что уж кто-кто, а он-то далеко не дурачок.
— А! — хлопнул себя по лбу. — Понял! Там может быть взрывное устройство. Откроешь без спросу — оно ахнет! И ни тебя, ни денег.
— Сообразил, — усмехнулся папа. — Но дело не только в этом. Такие вещи делаются только в присутствии официальных лиц. Составляется протокол, делается опись…
— Ну и где эти протокольные лица? Пашка-обормот? Или Червяков?
— Я одно из этих лиц, — сказал начальник Колян. — Пригласим еще главу района, директора банка. Вскроем хранилище…
— А там одни лягушки, — хмыкнул Алешка, но возражать не стал. Тем более что папа вытащил из колодца и второй чемоданчик. Этот был чуть потемнее первого и кое-где схваченный ржавчиной. Вслед за ним выбрался дайвер Женька и отдал бабушке ее зубы.
— Холодные какие, — сказала бабушка, вставив их в рот.
— Ну вот, — Алешка, откинув голову, полюбовался на нее. — Вылитая невеста. И говоришь понятно.
— Вы прошто крашавиша, — прошепелявил дядя Мифа.
А дайвер Женька испуганно взглянул на него — что, еще за одними зубами в черный колодец спускаться? Но Алешка его успокоил:
— Это у него от природы. Когда волнуется.
Дядя Мифа благодарно взглянул на него и взял бабушку за руку.
— Сладкая парочка, — хихикнул Алешка мне в ухо. — Но они друг друга достойны.
— Так, — решил папа, — отвозим добычу в отделение.
— Да, — сказал полковник Колян. — Запрем в оружейной комнате и приставим дежурного офицера. А утром соберем комиссию.
Алешка нахмурился, но возражать не стал.
Уже светало, когда мы наконец приехали домой. Мама сейчас же поставила чайник и усадила нас за накрытый по-праздничному стол. Кроме яблок, там даже стояла стеклянная банка с цветами. Мама очень соскучилась по папе. Да и мы тоже. Мы были ему рады, особенно теперь, когда вся эта история с подземельем, похоже, подходила к концу.
Мы стали пить чай и обмениваться новостями. Папа, правда, про свои новости промолчал — они у него секретные. А бабушка не удержалась и наябедничала на нас.
— Куда-то спрятали мою единственную, но драгоценную вилку…
— Мы теперь тебе сто вилок купим, — щедро пообещал Алешка.
— И что я с ними буду делать? — удивилась бабушка.
— Продашь, — подсказала мама. — А на эти деньги…
— Другие вилки купишь, — подсказал Алешка.
— И так до ста раз, — подсказал и папа.
Как же хорошо всем вместе валять дурака за чайным столом. Не то что по подземельям шастать.
— Я вот все думаю… — сказал Алешка.
— Не устал? — спросила его мама.
— Он привычный, — сразу же заступилась бабушка за своего любимого стригунка.
— Так о чем ты думаешь?
Алешка наморщил лоб:
— Я думаю, почему, когда наш прадедушка прятался в башне, она не выла и не гремела?
— Затаилась, — предположила мама. — Война ведь шла.
— Дело, думаю, в том, — сказал папа, — что во время обстрела и бомбежек что-то там нарушилось в этом… воющем механизме. А потом постепенно опять наладилось.
Так или не так, только этого уже никто никогда не узнает.
— Кстати, Сережа, — спросила наша бабушка нашего папу, — ты надолго к нам?
— А что, уже надоел? — улыбнулся папа.
— Ну что ты! Так быстро? — тоже улыбнулась бабушка. — На днях у нас конноспортивный праздник. Не хочешь посмотреть?