Сказка - ложь... (СИ)

Он не был чужд радостям плотским, и повзрослеть слишком быстро на царском подворье было нормой, но… У Царевича возникло стойкое чувство, будто он сейчас увидел что-то очень глубинное, личное, совершенно не чета тем забавам, которые можно было наблюдать при дворе. Это было так… красиво. Совершенно неожиданно и очень правильно. Будто так и должно было быть изначально, не завися от его, Иванова, присутствия.

Баба Яга открыла дверь, ведущую в теплое чрево избы. Её длинный нос втянул морозный воздух.

– Ты, Царевич, что на пороге сидишь? Сопли на кулак наматываешь? – Скрипучий старческий голос раздался почти над самым его ухом, снова заставив усомниться в здравии собственного рассудка. – В дом иди.

Опасливо заглянув внутрь, Иван вошел. Свернувшись тугим клубком, волк лежал у очага. Его темные пронзительные глаза внимательно следили за происходящим, но общая поза была расслабленной.

– Есть будешь? – Усмехнулась ведьма, – гостюшко…

Морозное утро схватило наружные ступени крепким ледком. Огромный черный кот, Васисуалий, вернулся на рассвете из соседней деревни, куда он бегал к знакомой кошке на огонек, и теперь деловито посыпал весь двор песком. Он, конечно же, пропустил момент, когда донельзя довольный Иван выскользнул во двор по малой нужде, но в изумлении застыл, застав это странное зрелище. Закончивший работу, кот обернулся и показал царскому сыну язык. Тот стряхнул оцепенение и, наконец, поплелся по своим насущным делам.

– Всё же милый мальчик, хоть и царский сын, – заметила Яга, наблюдая за ним в окно. – Дурак немного, так это гены отцовы. Зато таким везет.

– Он поможет нам.

Серый волк положил большую голову на женские колени. Ему очень хотелось верить в собственные слова. Её рука опустилась на шерстистый лоб зверя, ласкающим движением двинувшись по огромной морде.

– Хорошо бы, – ведьма никогда не теряла надежду, но после всех лет относилась к таким заявлениям достаточно скептично.

– Конечно, поможет, – волк потерся о Ягу с тихим рычанием, а она любовно обхватила его голову ладонями, утопив пальцы в пушистой шерсти. – Он тот самый, я чувствую.

– Я буду ждать, – пообещала женщина.

– Знаю, – твердо ответил волк.

Ни он, ни она еще не знали, что Иван – тот самый, и ждать осталось ровно сто дней…

На этот раз тоже было тихо, да только не диво великое связало людям языки, а горе чужое. Народ русский он-то как? Незлоблив да жалостен. Не осталось злыдней, к чужой беде равнодушных. Даже Демьян украдкой вытирал очи грязноватой тряпицей, а уж внучка ведьмина-то и вовсе разрыдалась. Вот и тут, вроде хают все Ягу да ведьмой кличут, ан пожалели горемычную. Да и волка жалко тоже, чай не год да и не два в шкуре мается…

– Что-то приуныли слушатели мои верные, – Боян тронул струны еще раз, и гусли исторгли из своих глубин жалобное «дзинь».

– Жалко волка серого, – всхлипнула Марья, высказав думы общие. – И Ягу жалко.

– А Ивана царевича тебе не жалко? – вздохнул гусляр, снова тронув струны.

Толпа дружно ахнула, предчувствуя новый сказ.

– А что с ним? – встрепенулась девица, – неужто злое что?

– Так ты не знаешь? – притворно удивился чернявый баенник. – Жинку свою, Василису, потерял. К самому Кощею за ней идет!

– Это как? – удивилась девица. – Кощей женатый же.

– А вот как…

***

Сказ о Царевне-Лягушке да Иване, Царском сыне.

Ну, вот она я. Сижу, квакаю.

Батюшка мой, сильно могучий колдун Кощей-царь, воспитывать дочку решил. Молодец, конечно… да не поздновато ли? Мне ужо, почитай, шестнадцать годков. Совсем в девках засиделась.

Матушка моя, Морана Черная Смерть, супруга любит безмерно, а посему – соглашается с ним всегда. Ну, почти… Только в вопросе замужества моего матушка сказала твердо – только за л юбого, как она когда-то! Батюшка повздыхал, но спорить с двумя бабами не решился, благоразумно удалившись в уголок к домовому, за сливовой настойкой. Ох, и наслушалась я в тот вечер фраз заковыристых! (Бу-бу-бу… уперлась рогом… бу-бу-бу… одна останется… бу-бу-бу… вся в меня!)

Пятнадцать мне было, когда я золотое блюдечко с наливным яблочком… гхм… одолжила. Из сундука с вещами отцовскими. И попросила я, красна девица, показать мне суженого. Вариант меня, мягко говоря, удивил. Показало блюдечко троих сынов царских, Берендеевых. Старший пригож довольно, средний тоже ничего. Младший – заморыш, по углам жмется, на челядь зыркает злобно. Странный.

Шестнадцать мне стукнуло, когда я поняла – Василий, старший сын царский, хлопцем пригожим вырос. Очи – как васильки – синющие. Кудри золотым руном по плечам сыплются, на солнышке жаром так и пышут. Весь в матушку удался, Василису Прекрасную. Батюшка как углядел, что я на него как кошка на кринку сметаны облизываюсь, так за голову и схватился. Застонал страшно, очи к небу заворотил, зубами заскрипел…