Сказка на ночь

Кожа на левой руке оборотня лопнула. Пять длинных стальных когтей блеснули перед глазами Эрики.

– Ты думал, что все закончилось, Убийца Волков?

– Все закончится сейчас, – сказал Рудольф. – Для тебя.

Искаженный смех священника.

– Ты думаешь о том же, что и я, охотник? Думаешь о разлете дроби? О маленькой девочке, которая стоит между мной и Волчьим Крюком?

– Я думаю, что чайник уже закипел, – сказал Рудольф.

И подмигнул Эрике.

Эрика всегда была сообразительной девочкой. Правильно поступать ей с самого начала мешал страх.

Теперь страх весь закончился. Как будто она, Эрика Браут, уже умерла. И ничего страшнее этого с ней не могло случиться.

Схватив бабушкин чайник, она плеснула из него на руку оборотня. И, вывернувшись из ослабевшей хватки, ему в лицо.

От воя зазвенела уцелевшая посуда в буфете.

Оно выло и рычало, зажимая руками расползающееся клочьями лицо. Всхлипывая, начало рвать и отбрасывать в сторону кожу.

От черт бабушки Греты ничего не осталось. Эрика увидела острый подбородок и запавшие глазницы патера Ладвига. Все в волдырях ожогов и сочащихся сукровицей трещинах. Начиная от скул, эта дикая маска стремительно зарастала жесткой черной шерстью.

Разрывая остатки губ, вперед двинулись острые клыки. Оборотень превращался в зверя, чтобы залечить свои раны.

– Эрика, отойди! – крикнул охотник.

Девочка бросилась в сторону, закрывая голову руками. Сзади раздался глухой удар и треск расщепляемого дерева. Следом оглушительный выстрел.

Оборотень висел, пригвожденный Крюком к стене. Раны, нанесенные серебряной дробью, почернели, выглядели обугленными.

– Эрика, тебе лучше выйти на улицу, – сказал Рудольф, не поворачивая головы. Он не отрывал глаза от оборотня.

– Я останусь здесь. Мне совсем не страшно.

– Эрика, тебе не на что здесь смотреть.

– Я хочу увидеть, что вы сделаете с ним. Я хочу запомнить.

Рудольф повернулся и взглянул на нее. Ничего не сказал больше.

Он понял.

С помощью катушки под стволом он смотал трос, привязанный к Волчьему Крюку. Сильно рванув ружье, выдернул Крюк из стены и из тела оборотня.

Вервольф рухнул на пол. Раздался слабый стон.

– Он жив?

– Как видишь, – держа ружье в одной руке, охотник осторожно приблизился к оборотню. Второй рукой достал из ножен под курткой длинный, очень широкий нож. – Чтобы покончить с ним мало одного серебра. Нужен огонь.

– Огонь, огонь, огонь, – забормотал на три голоса оборотень. Его пальцы с отвратительным звуком заскребли по полу.

Охотник наступил на запястье руки с железными когтями. Занес руку с ножом.

– Отвернись, – сказал он Эрике.

Она не стала отворачиваться.

Охотник взял отрубленную по локоть руку и бросил ее в духовку. Зажег огонь.

– Эрика, где здесь запасные баллоны с газом? – спросил он.

– Наверное, в сарае, – ответила девочка, не сводя глаз с тела на полу.

Оставшись без руки, оборотень перестал биться. Тихо лежал, бормоча что-то едва слышное.

Охотник направился к выходу.

– Не бойся, – сказал он Эрике. – Тварь теперь не опасна. Все ее сила была в железных когтях, которые по глупости примерил ваш священник.

– Я не боюсь.

Она и правда не боялась.

– Молодец. Но если он попробует встать, сразу зови меня.

Рудольф вышел.

Эрика осталась наедине с оборотнем. Из духовки тянуло мерзкой вонью.

– Эрика, – услышала она слабый голос.

Голос патера Ладвига. Он больше не двоился и не троился.

И лицо, смотревшее на девочку снизу, было почти человеческим. Только сильно изуродованным кипятком и дробью.

– Эрика, девочка моя, что я наделал?

Единственный уцелевший глаз священника плакал.

– Я убил. Убил их всех. Моих товарищей. Нину. Твою бабушку. Всех остальных. Что я натворил???

Эрика подошла на полшага ближе. Сама не зная почему, она была уверена, что с ней говорит человек, а не зверь.

– Это были не вы, патер, – сказала девочка. – Это был злой дух, который жил в железных когтях.

– О, что же я наделал, Боже! Простишь ли ты меня? Простишь ли ты меня, Эрика?

– Я совсем, совсем не злюсь на вас, патер Ладвиг, – девочка покачала головой. – Вы всегда были хорошим

– Эрика, ангел мой…

От рыданий огромный живот оборотня заколыхался. На губах священника вспенилась кровь, потянулась струйкой из уголка рта. Глядевший на Эрику глаз затуманился.

– Патер Ладвиг?

Он больше не замечал ее. Бывший священник, заблудившийся на темной тропе запретного знания, обратил свой взгляд и речь к кому-то другому.

Теперь он говорил по латыни. Эрика не понимала ничего, хотя отдельные слова казались ей знакомыми. Она слышала их в церкви, по воскресеньям.

Патер Ладвиг все говорил, и говорил. Без остановки, пока не вернулся Рудольф.

Охотник принес тяжелый газовый баллон, кинул его на пол. Ударом приклада сбил вентиль.

– Быстро наружу, – приказал он, откручивая духовку на самый сильный огонь.

У самой двери Эрика бросила взгляд назад, на патера Ладвига. Он замолчал, прикрыл единственный глаз. Страшное его лицо разгладилось. Не в покое, а в ожидании покоя.

– Бегом, Эрика, – приказал Рудольф, захлопывая дверь. – Сейчас здесь все взорвется.

Они побежали. По дороге Рудольфу пришлось взять Эрику на руки, у девочки подгибались колени.