Сказка наизнанку (СИ)

Занор с Ночной носят одежды простых тормалов. Их подворье в Ночной пади похоже на справный хутор, а сама Ночна на нём - хлопотливая хозяюшка. Вот только Занор совсем не такой, каким его себе представляют люди. В их сказках хранитель Занорья - крепкий мужик, суровый хозяин с бородищей лопатой. А на деле он тихий, бледный, с виду очень юный и словно какой-то хрупкий. Единственный из всех знакомых мне этлов Занор носит рубаху с непонятными оберегами у ворота и почти всегда сидит дома, а если и отправляется осмотреть свой удел, то не пешком, а верхом на старой добродушной лосихе по имени Ратха. Прочие этлы относятся к Занору с особым почтением: при встрече приветствуют первыми и спешат прикоснуться к нему, за столом усаживают на самое удобное место, уступают дорогу, столкнувшись на лесном пути. А он несмотря на все эти почести вовсе не гордится, со всеми уступчив и мягок, и пожалуй, он - единственный из старших этлов, кого я даже в детстве совсем не боялась. С молодыми же этлами мне всегда было легко и весело. Но самый лучший из них - мой Ист.

Случалось, Ист пропадал в лесу много дней подряд, а потом вдруг появлялся на пороге грязный, уставший, и, едва умывшись, валился на лавку спать. Тогда я укутывала его одеялом и садилась рядом с гребнем в руках. Осторожно, чтобы не разбудить, расчёсывала его длинные волосы, любовалась его лицом при луне, и не было для меня во всём свете никого красивее его.

В холодные хлябьи ночи мы устраивались спать вместе, обнявшись под тёплым лоскутным одеялом. Ист засыпал быстро, а ко мне сон забывал дорогу. Его волосы всегда пахли ночным лесом и свежей хвоей. Я прижималась к нему тесно-тесно, гладила его тихой рукой, а сама и боялась разбудить, и мечтала, чтобы проснулся…

Как-то утром я прибиралась у нас на дворе. Вдруг вижу - идёт хранитель Дол. И чего, думаю, его принесло спозаранку? Шёл бы в своё Раздолье, глядеть, ладно ли репоеды гряды вскопали, так нет же, к нам зачем-то притащился. Он, как обычно, еле кивнул мне - и в дом. Я подглядывать и подслушивать совсем не собиралась, но тут как раз надо было под окошками метлой махнуть. Гляжу - этлы уселись вместе у стола, разговаривают. И речь ведут как будто бы обо мне. Конечно, об чужие разговоры уши греть не годится, но они, вроде, не слишком-то и таились. Хранитель Дол спросил:

- Ну как?

А мой плечами пожал и вздохнул печально:

- Да плохо. Стала рассеянная, всё забывает, а теперь ещё и по ночам от неё никакого покоя… Вроде бы, здорова, но ведёт себя очень странно.

Дол ему тогда эдак наставительно, свысока:

- А я тебя предупреждал. С самого начала надо было приучать спать отдельно. Теперь терпи.

- Так раньше всё было в порядке. Может, ей чего-то не хватает?

- Ист. Она повзрослела. Ты что, думал, всё ограничится печкой, прялкой и репой в огороде? Ей нужен мужчина. Ты вот её на вечёрки отпускаешь?

- Ну да.

- А домой её потом кто провожает?

- Я.

- Напрасно. Ты пугаешь людей, и из этого может возникнуть слишком много плохих вероятностей. Подумай как следует над моим предложением, - сказал Дол, потом выглянул в окошко и обронил негромко, ни к кому, вроде, не обращаясь, - А подслушивать нехорошо.

И пошёл прочь. А я стою, шаркаю метлой по чистому и всё думаю: что же это он за предложение такое сделал моему Исту насчёт меня? Вот бы узнать…

С того самого разговора Ист встречать меня перестал. Зато начал на каждую вечёрку собирать, точно больше не свидимся: сам вплетал ленты в косы, целовал на прощание… И вернувшись, я непременно находила его сидящим на крылечке. Ист всякий раз делал вид, что чем-нибудь занят, но я-то знала, что это он меня домой ждал. Уж лучше б, честное слово, спать ложился. Чуть я на крыльцо - он сразу мне навстречу. И оглядит со всех сторон, и полюбуется, и по волосам погладит, а то ещё и скажет: “Маленькая моя, хорошая девочка…” А я всё ждала, чтобы эти руки обняли меня по-настоящему, а губы шепнули совсем другие слова… Неужели он не видел, что я уже выросла? Или я для него была недостаточно хороша собой?

Видно, и впрямь нехороша… Я раз набралась смелости и у Нера спросила, страшная я или не очень. А он почесал за ухом и ответил: “Да нормальная. По мне так все вы, люди, на одно лицо.” Вот что этот остроухий понимает? Я ж рыжая! Хотя, если подумать… Мара ведь тоже не зря Светлой прозывается. У неё вообще и волос, как лунный свет, и глаза цвета неба в сушь, а говорят, красива. Или, может, это от того, что она - этла?

А меня с вечёрок домой стал провожать Бран. Мы прощались всегда за околицей, так, чтоб с крыльца не было видно. Люди смешные: думают, раз они сами этла не видят, то и он их не видит. Я-то знаю, что это совсем не так. Сколько раз Брану говорила:

- Не надо меня провожать. Что я, в родном уделе со стёжки собьюсь? Не маленькая, вроде.

А он улыбнётся мне так по-хорошему и ответит:

- А я, может, прогуляться желаю.

Или вдруг пряник из-за пазухи вытащит и мне даёт.

- Ешь, - говорит, - для тебя припрятал.

Так и идём себе: я пряник жую, а Бран на меня поглядывает и посмеивается.