Сказка, не рассказанная на ночь

Старик любовно поправил ржавую подкову над дверью и, чувствуя, как где-то внутри поднимается волна страстного томления, наконец направился к цели своего утреннего обхода. Но по пути, решив растянуть сладостный миг встречи, Остин заглянул в курятник. В курятнике он застал Синтию в грязной безрукавке поверх ночной рубашки. Девушка выгребала жестяным ковшом зерно из обрезанных бочек и ссыпала его в оцинкованный чан. Заметив деда, Синтия испуганно замерла с открытым ртом. Старик покачал головой и уже было повернулся, чтобы идти дальше, как вдруг за спиной Синтия дико взвизгнула и, бухая резиновыми сапогами, кинулась к дверям. Старик повернулся и успел заметить, как в щели под потолком исчезает черная тень.

Он усмехнулся. Старая Мамаша Одри. И Мистер Саблезубый был уже тут как тут. Он крался вдоль бочек, вытянув шею, толстый хвост его нервно подергивался. Мамаша Одри и Мистер Саблезубый были извечными врагами. Мистер Саблезубый стабильно уничтожал каждый крысиный выводок, а старая черная крыса в ответ регулярно посещала курятник. Мамаша Одри уже так давно не давала себя поймать ни в какие капканы, что Остин свыкся с ней, придумал имя и в течении многих лет с удовольствием наблюдал за противостоянием старого кота и старой крысы. Дважды Мистеру Саблезубому удавалось схватить крысу, и оба раза Мамаша Одри бежала из когтей, оставив коту на память отметины — разорванное ухо и поврежденный правый глаз.

Старик прикрикнул на Синтию, еще раз глянул на дыру под потолком и, усмехаясь, направился к огороду. Он миновал грядки с баклажанами, ряды красной капусты и, обогнув небольшую плантацию табака, замер, глядя вперед с гордостью и восхищением.

Прямо перед ним, мощно раздвинув бурую землю, выпирал желто-зеленый бок огромной, прямо-таки чудовищной репы. Старик медленно приблизился и любовно оглядел мощный хвост ботвы, все еще упругий и зеленый, постепенно переходящий в серые губчатые складки, которые в свою очередь растекались гладкими желтыми округлостями.

Старик осторожно коснулся кончиками пальцев упругой зелени ботвы и прошептал:

— Сегодня. Я сорву тебя сегодня…

Остин купил семечко размером с ладонь весной, на ярмарке сельскохозяйственного оборудования в Нэшвилле. Купил у грязного индейца, за бешеные деньги. Конечно, Остин Баррет никогда бы ничего не купил у индейца, тем более, за такие деньги, но… На черно-белой фотографии, прикрепленной скрепкой к коробочке с семенами, Остин увидел Ее. И, как загипнотизированный, отдал все деньги, всю наличность, даже те двести долларов, которые вез в «Клуб белых фермеров-стрелков», для уплаты членских взносов.

И теперь Остин представил себе, как он вытягивает из земли репу и какая она тяжелая и неудобная. Он представил себе, как грузит репу в пикап и везет ее в центр Вилландтауна, где сегодня начинается Праздник Урожая. Он представлял себе восхищенные взгляды знакомых и незнакомых фермеров, фотокорреспондентов, и даже статью в «Айова Фермерс», да что там, в «Нэшнл Джиогрэфик»…

Остин мечтал, прикрыв глаза, поводя ладонью по гладкому боку, и не замечал, как упругая плоть под его рукой медленно расступается, обнажая черное нутро с красными прожилками.

В доме зазвонил телефон. Дрю, дымя сигаретой, не спеша пошаркала к столику и подняла трубку. На дворе разрывался хриплым лаем Баги-Бой.

— Вот чертова собака… — Дрю положила трубку на столик, распахнула ставни и закричала во двор:

— Эй, Остин! Звонят адвокаты по поводу земли за холмом!

Баги-Бой все не унимался. Дрю буркнула в трубку, в том смысле, что мистер Баррет сейчас перезвонит и, запахнув поплотнее шерстяной халат, направилась во двор, на ходу прикуривая очередную сигарету. За ней следом увязался Мистер Саблезубый.

Первым делом Дрю зашла в вольер и отвязала Баги-Боя. Но огромный ирландский волкодав выходить не пожелал. Он пялился куда-то вглубь двора и, поскуливая, жался к металлической сетке ограждения. Дрю хмыкнула, подумав, что пес опять попал Остину под горячую руку, и направилась дальше. Мистер Саблезубый за ее спиной вдруг зашипел, выгнул спину дугой и стремительным рывком взлетел на старый орех. Дрю обернулась и внезапно почувствовала какую-то неясную тревогу. В кустах вокруг нее что-то тихо скреблось, словно все мыши Айовы собрались у них во дворе на праздник Урожая. Дрю вздрогнула и поспешила в гараж. Не обнаружив мужа ни в гараже, ни в курятнике, ни в сарае, где пылился старый трехколесный культиватор, Дрю, тревожно озираясь, направилась к свинарнику. Из дверей ей навстречу выбралась Синтия, с ног до головы заляпанная свиным дерьмом. Дрю бросила окурок в бочку с мусором, зябко передернула плечами и спросила, почему-то шепотом:

— Синтия, девочка моя, ты не видела Остина?

Девушка зашамкала беззубым ртом и пробормотала:

— Дедушка на огороде…

Дрю выругалась про себя. Ну, конечно же! Старый идиот опять сидит возле индейской репы и мечтает, как сегодня в городе будет хвастать перед Тичем О’Рейли и Фредом Буггинсом. Тащиться на огород ей не хотелось, и потому Дрю набрала в легкие побольше воздуха и закричала: