Сказка о двух воинах-джидаев

- Ничего... ничего! Потерпи, Левка! Щас к форту выйдем... доползем. Там нас свои встретят. Ты, конечно, молчи, тебе разговаривать вредно... Лева! Может быть, ты бы сказал чо-то, а? Хреново ведь так ползти одному-то! Чо ты в мочанку-то играешь, а? Хоть бы ругнулся, Лева! - возился возле него Корейкин. До Левы эти поскуливания Корейкина доходили сквозь плотную холодную пелену, пытавшуюся захватить Левкину сущность. И то, что маленький кривоногий Корейкин тащил его на себе, а Левины ноги мешали поступательному движению, цепляясь за каждую кочку, выворачивая болью суставы, мешало умертвию поглотить Леву с потрохами. Только Лева чувствовал, что все, хана ему, Леве, как Корейкин его сваливал мешком у ближайшего куста, останавливаясь покурить. Умертвие отступало, но тут же начинало брать власть над остатками сознания Левы, брошенного на землю Корейкиным. В самый последний момент, как правило, Васька с матом начинал взваливать Леву себе на спину. Лева знал, что им необходимо продержаться только до рассвета, не дав умертвию завладеть живой душой. А держался-то он только тем, что Василий, пренебрегая всеми правилами самообороны и личной безопасности, как тряпичную куклу тащил его то на себе, то волоком за руки, то за обе ноги, то вообще за одну... Упорный он был, гад. Если бы Лева мог, он бы сам попросил, чтобы этот садист его уже бросил и сматывал монатки подальше от умертвия, пожирающего его душу и плоть... Не-е, он, конечно, все инструкции заранее прочитал на счет умертвий. Четко все выполнил. Как только ему эта хрень в душу полезла, так он сразу три раза про себя произнес: "Эльсинор! Гэндальф! Элронд! Гондор!" Ни хрена не помогло! Чем тут держаться до утра? Васей Корейкиным? Если и так ничего в жизни не держит? Элрондом, которому для Левы побрякушки жалко? Обрыдло ему, если честно, все! Рожи бы ихние не видать! Привязались, блин. Мамочка тоже: "Лева! А что тебе швыдроглотовых самочек на работе не дают? Они, знаешь, сколько яиц снести могут? Вон, соседка, Алефтина Петровна, на рынке торгует, так хорошо получается!" Она бы еще на рынке яйцами торговала, мало ей того, что он приносил! А когда он с Люськой из четвертого взвода расписаться хотел, кто выл, в ногах валялся? Ага, с Люськой так нельзя, а с яйцами на рынок - всегда пожалуйста! А Люська с ним теперь вторую неделю не разговаривает! А он тут со всякой хренью в голове и с Васькой Корейкиным! Сдохнуть бы! Пусть без него яйцами торгуют! В этот момент Лева почувствовал, как умертвие чуточку отступило. Оно явно начало терять связь с распаленной гневом Левкиной душой. А Лева, как только ему стало немного легче, тут же стыдить себя стал. Такой уж он был по натуре. Как, мол, можно про маму такое думать перед умертвием! И какая ему, в принципе, Люська пара? Но только собравшееся с новыми силами умертвие набросилось на Леву, перед его гаснущим внутренним взором встал образ Люськи из четвертого взвода, когда она, смеясь, ему сказала: "Ну и жопа ты, Рудинштерн! Опять двух орков из-за вашей с Васькой пары упустили! Нашел с кем спариваться, придурок!" Веснушки у нее были такие ровненькие, носик остренький, а голубой берет джитая третьей категории сидел на ее рыжей головке так залихватски! А тут его еще Васька радостно в бок к Люське толкает: "Гы-гы!" Просто стереотип мышления у Левы сложился такой. Может, неправильный, конечно. Ну, про то, что кому подходит. Он почему-то с детства считал то, что подходит маме, подходит и ему. Ну, и потом уже для себя твердо решил про то, что подходит Ваське Корейкину, ему Леве никак не может подходить. Как только первый раз увидел его, сразу понял. Нет, не тогда. Когда он его увидел первый раз, у него голова была совсем другим занята, он никак не мог сдать одной стерве из бухгалтерии авансовый отчет за командировку в Вонючую Пасть. Куда, говорит, три ящика патронов девал? Спасибо бы сказала, что сам оттуда живым вернулся! Нет, какие же суки сидят у них в Магистратской бухгалтерии! Умертвие опять начало соскальзывать с больной Левиной души, цепляясь за ее сложные неровности и изгибы. Вот и хорошо! Вот и славненько! Пускай! Вот он сейчас станет умертвием, но с виду останется совершенно целеньким Львом Михайловичем Рудинштерном. Он в тот бассейн голубой к душам не пойдет, некогда ему сегодня. Ему надо за Предел попасть, со всеми расквитаться. Первым делом, конечно, Ваську Корейкина съесть придется. Иначе до форта не продержаться. А потом... Потом! Потом он всю ихнюю бухгалтерию в Магистрате сожрет, Комарову Татьяну Сергеевну и маму родную вместе с соседкой Алефтиной Петровной! Интересно, что от такой гастрономической перспективы умертвие даже застыло в недоумении и как-то сжалось в размерах. Тут Васька снова свалил Леву прямо в пыль и отошел в кусты, отдышаться. Лева с тоской подумал, что пряжку он, конечно, опять без него не застегнет, поэтому сейчас из-за Васькиных штанов они тут оба сгинут. Он почувствовал, что умертвие вдруг стало с интересом приглядываться к Ваське. Все, тогда точно хана. Многое он в ту минуту разом вспомнил. Как, например, Васька на Гиблых Болотах, пьяный в дупель, вцепился голыми руками кому-то в жабры. Лучше не вспоминать кому. Но тогда весь их взвод опять в живых остался. Мелочь, а приятно. Умертвие тонкой туманной дымкой, стелившейся по самой земле, бросив обессиленного Леву, подбиралось к присевшему за кустом Корейкину. Из-за кустов сразу донеслось: "Да, отвяжись ты! Посрать не дают! Да, нету у меня души, нету! У Левки есть, а у меня нет! Кусается еще падла! Чо привязалась-то, бля..." Дело свое умертвие знало, безошибочно нащупывая где-то внутри у Корейкина его проспиртованную душу. Вот, пускай! Может пару кроссвордов угадает, талоны на тайсер выиграет! В Воронеже тоже давно про умертвия не слыхали, пускай! - Лева! Лева! Ты давай как-то эту суку обратно отзывай! Не могу больше! Я ж из-за тоски пью, а тут такая ... прямо в нутро, сука, лезет... Лева! Я ведь всех пожру! Тебе меня не удержать, не вытащить... Отзывай на себя, Лева-а-а... Вняв призыву напарника, Лева стал грызть себя за прошлую хануку. С мамой он, конечно, совсем неправильно себя повел. Она так старалась их отсек семисвечниками и цветочками бумажными украсить... На пончики дочку Алефтины Петровны позвала, всю неделю перед этим про эту дочку над ухом жужжала. А они тогда с Корейкиным как раз из патруля с застав Мордорских вернулись. Там им так по их мордорам накостыляли, что он сам, лично сказал тогда Корейкину: "Вася, пойдем в кабак, выпьем, хануку отметим, душа просит!" Услышав про душу, умертвие резко повернуло обратно к Леве. Да! Ешьте меня, кровушкой моею запивайте! Большая у него душа, огромная, вкусная, раз может одновременно поместить в себе и маму, и Ваську Корейкина! Смешной тоже случай вышел с этим Корейкиным. В разведку они его послали в пещеры Ородруина. Так Васька там с одной тролльчихой тут же снюхался. Она их взвод потом коротким путем из этого сраного Горгорота вывела. При расставании с Васькой ревела белугой. Хотя Лева уже не помнил, кто такие белуги и как они ревут. Вася гладил ее по спине, поросшей рыжеватой шерстью, утирал слезы и уговаривал: "Нинон, ты разрываешь мне душу, Нинон!" Зря он это, конечно, подумал. Умертвие, получив подтверждение, что у Корейкина тоже есть душа, кинулось к нему. Васька тут же начал махать руками и кричать: "Уйди, сука! Падла такая! Зае..!" Лева из последних сих просипел ему: "Возьми мой меч! Меч бери, дурак!" Все-таки услышал его Васька, подскочил, выхватил Левин меч из ножен и давай воздух вокруг себя месить, путаясь в расстегнутых штанах. Прыгает, главное так сноровисто, не скажешь, что перед этим весь день тонизировался. Но и с эльфийским мечом им против этой дряни было бы не выстоять, если бы вдруг не порозовела с одного края полоска горизонта. Лева, по логической привычке мыслить, сразу понял, что именно там в этой гребаной степи Восток. И как только вырвался первый, необыкновенно алый луч просыпающегося солнца, среди мата Корейкина Лева вдруг расслышал скрежещущий душу визг пораженного в сердце умертвия...