Сказка о Емеле и волшебной щуке

—      Ну да, — хмыкнул Яромир. — То-то ты обратно в кота превращаться не хотел.

—      И правильно не хотел. Ты разве государственный муж? Романтик ты и авантюрист! Я бы на твоём месте...

Тут бурундучок опять забранился, зашумел. Акусилай умолк и вроде бы даже сконфузился. Хотя насколько Миля успела его узнать, конфузиться и смущаться кот был не способен органически.

—      Это Морена ему мысль подала, — объяснил царевич. — Он бы в человеческом обличье с ней в два счёта справился. А вместо этого меня ловить стал. Для неё.

—      Да, оступился, признаю, — кот принял вид оскорблённой добродетели. — Может, хватит попрёков?

—      Ты бы меня на воротник пустил, — усмехнулся Яромир, — если бы матушка не подоспела.

—      Государыня-царица, — неприятным тоном уточнил кот, — и её щучье заклятье.

—      Да, — оживилась Миля, — я всё спросить хотела, почему она щучьей силой не воспользовалась? Ведь это как раз тот особый случай, когда учёностью не поможешь!

—      Я же тебе объяснял, — начал царевич. — Нельзя на человеческую природу влиять...

—      Бла-бла-бла! — передразнил Акусилай. — Видишь, как у них, у добрых и хороших, всё сложно? Это нельзя, то запрещено. Запрет нарушишь, бякой станешь. И пусть муж твой бревном лежит, а у сына хвост вырос, главное — принцип соблюсти! Чтоб добровольно, значит, по согласию, в здравом уме и твёрдой памяти...

Он презрительно дрыгнул лапой, повернулся вокруг себя и сел на прежнее место.

—      Государыня и Морене-злодейке выбор предоставила. Не будет, говорит, тебе счастья в этом мире, не будет тебе жизни в этом мире. Уходи подобру-поздорову, а не то раньше, чем солнце закатится, сгинешь ты в зеркале своём на веки вечные. Испугалась Морена. Тёмное заклятие — дело серьёзное, так запросто не переборешь. А уж коли волшебником добрым наложено, то и пытаться нечего. Остаётся одно — бежать. Поймала Морена отражение вороны на дереве, обернулась птицей да улетела в неведомые края. А царица за меня взялась...

Кот драматически закатил глаза:

—      Вы не понимаете, каково это, с моим умом пытливым и внутренним миром богатым, в дупле сидеть, к книге проклятой невидимой цепью прикованным быть! Я, конечно, упирался, сколько мог. Принудить меня Василиса не могла — лимит у неё на такие дела вышел. Одно желание тёмное смолоду загадала, по глупости, второе на Морену потратила, хоть правом выбора и смягчила. А третье уже — ни-ни. Не то, говорит, злодейкой сделаюсь, хуже Морены. И как пошла меня уговаривать да совестить... честное слово, лучше б силой превратила! В общем, согласился я обратно меняться. Сам, собственной волей, главный шанс всей жизни своей отверг. И ради чего? Ты спроси этого умника, что он учудил!

—      То, что ты мне подсказал, — улыбнулся Яромир. На кота он почему-то злиться перестал. — В книге-то других вариантов не было.

13

Пожар затушили давно, но воздух всё гарью попахивал, зыбкий свет золотистый округу заливал, колыхались тени призрачные, и видно было не то чтобы как днём, но вполне себе отчётливо.

Это светильники на поляне расставили. Верно, Гостята распорядился, чтобы царевичу с невестой своей беседовать удобно было.

Укрыли холопы Яромиру плечи кафтаном расшитым — и зачем, спрашивается, красоту прятать? Расстелили под дубом скатерть узорчатую, чарки с напитком медовым поставили, блюда с пирогами, частью мясными, частью ягодными, да с блинами, чёрной и красной икрой начинёнными.

Чаша с икрой заморской, баклажанной, среди переполоха и разгрома всеобщего чудом уцелела — её к дубу поближе передвинули, а к чаше скамеечку примостили, подушкой бархатной укрытую.

Поворчал Акусилай, что ёдово несвежее, но с сука соскочил, вспрыгнул на подставку и морду в икру сунул.

Миля напитка медового хлебнула — сладко, приятно и горячит чуточку. С градусом, видно. Как бы не захмелеть с голодухи.

Проглотила она пирожок, мёдом запила.

И нахмурилась:

— Не понимаю, почему Василиса просто всех не расколдовала?

— Умна больно потому что, — громко чавкая, съязвил кот. — И нечего на меня цыкать! Что, не прав я? Чары-то у Морены не простые, а обменные, и иначе, как через обмен, снять их невозможно. Но мы же добренькие, у нас принципы, понимаешь ли…

— Да причём здесь принципы? — поморщился Яромир.

Миля вдруг обнаружила, что сидят они не по разные стороны дерева, а вполне себе рядышком, чуть плечами не касаются. Как так получилось? Вроде и она с места не двигалась, и царевич не шевелился, только чарку медовую пригубил да обратно поставил. А поди ж ты… чудеса!

— Морены-то в нашем мире нет, — объяснил Яромир. — Матушка и захотела бы против воли с ней обменяться, да не выйдет. А у батюшки дела вовсе плохи…

Бурундучок на ветке печально свистнул.

— Не сумела матушка тело его ото сна пробудить. А с бесчувственным куда ж меняться?