Читаем Сказка о купеческом соперничестве и женской логике, которая привнесла в жизнь купцов смятение и сумятицу полностью

В общем, произошла неразбериха, после которой Прокоп Кузьмич понёс определённые убытки. Тут всё просто, если купили не у него, то и денежки перетекли в чужой карман. Конечно же, такое положение дел не устроило Прокопа. Он, понимаете ли, не один год тут стоял, место прикармливал, покупателей ублажал, скидки им давал, сам переманивал их у других купцов. А тут вдруг нашёлся наглец пошустрей: соорудил бутафорию, да увёл у него всех стоящих приобретателей, тоже дал им поблажку, доказал, что его товар ничем не отличается от иного завозного, и завладел инициативой. Естественно Прокоп Кузьмич вскипел от всего этого.

– Да как он смеет, этот выскочка сморчок, на мой кусок раскрывать свой мерзкий роток!… Я тут можно сказать, жизнь положил, выстрадал всё, а он лишь прикинулся мной и всю мою клиентуру под себя подмял!… Да ещё и себе зазывал поставил, чтоб вообще меня в гроб загнать, разорить, загубить!… Нарушил наши купеческие, неписаные, незыблемые законы: «Никогда не становись у старшего на пути, поперёк его не иди, и не смей перебивать у него товар». «Уважай купеческую честь, торгуй по совести, а не по алчности»… – возмущённо пожаловался он своему приказчику, при этом смотря в окно, и видя, как на противоположной стороне торгового ряда бегает зазывала и уговаривает всех зайти в лавку к конкуренту.

Честно говоря, приёмчик этот запрещённый, даже подлый, и за такие дела в другие бы времена выскочку просто побили бы. Однако не в этот раз, ибо Прокоп Кузьмич решил действовать по-другому, ведь он человек бывалый, опытный, и к тому же терпеливый. Он знал, что порой сдержанность в торговом ремесле помогает сберечь миллионы. Вот и не стал пылить сгоряча, не бросился сходу громить лавку конкурента, как это сделали бы другие купцы, а наоборот, спокойно собрался, прихватил с собой графинчик своей фирменной, сладкой наливочки, взял отборных имбирных пряников, и пошёл в гости к конкуренту.

Разумеется, Прокоп знал этого молодого выскочку, ведь тот давно уже крутился на ярмарке; сначала ходил с лотком, свистульки продавал, потом затесался в торговые ряды к обувщикам, сапогами промышлял, так постепенно, потихоньку попал он в приказчики к одному старому купцу. К сожалению, тот купец действительно был одинок, не нашлось у него ни жены, ни детей, ни других родных, да и сам он уже сильно болел и с делами управлялся плохо, вот и взял себе помощника. Привязался к нему, прикипел, но долго это не продолжалось, вскоре болезнь взяла верх, и старичок помер, а всё торговое дело по наследству перешло к помощнику, почитай задарма досталось.

Вот тут-то и показал наследничек своё истинное лицо, сразу нарушил неписаный купеческий кодекс, моментально соорудил точную копию лавки Прокопа Кузьмича и составил ему конкуренцию. Кстати, он уже давно затевал такую аферу, вот только при старом-то купце не посмел такую гнусность провернуть, а как того не стало, так мигом удосужился, не на шутку разошёлся. Наглый паренёк оказался. А звали его Гордей, что вполне соответствовало его внутреннему содержанию, недаром же говорят, «Гордей – охочий до чужих коней», это как бы намёк на нечистоплотность носителя сего имени, то бишь до чужого добра жадный, да к тому ещё и гордыней хворает.

3

И вот теперь Прокоп Кузьмич шёл к этому Гордею вроде как на поклон, мировой договор заключать. Хотя на самом деле ему конечно больше хотелось этому наглецу просто в глаза посмотреть, да спросить, если у него совесть, ведь немыслимое дело сотворил, нарушил незыблемые законы. Но, похоже, у Гордея совести отродясь не водилось, паршивым человечком он с детства был, хотя и тщательно скрывал это, старался выглядеть любезным, притворялся добряком, а многие таким его и представляли. Впрочем, Прокоп тоже заблуждался, не знал он об этом подленьком качестве Гордея, а потому зашёл в его лавку с широкой улыбкой на устах.

– Ах, какой успех!… Какой фурор, дорогой мой соседушка!… Дозволь поздравить тебя от всей души!… – прямо с порога приветствовал он вышедшего к нему навстречу Гордея, который был крайне удивлён таким добродушным появлением Прокопа Кузьмича, хотя виду попытался не подать, ведь он-то ожидал скандала, а тут такая искренняя радость.

– Ну что вы, уважаемый сосед,… не такой уж и фурор,… так себе, обыкновенная торговля,… можно сказать, рутина!… Да вам ли не знать, ведь я с вас пример беру,… вы же видите, всё по вашему сделал!… Так что у меня и торговля как у вас пошла,… только и всего… – тоже стараясь широко улыбаться, пролепетал Гордей, при этом всем своим обликом показывая, что он вроде ничего необычного не сделал, и никаких купеческих кодексов не нарушал. На что Прокоп Кузьмич смешливо заявил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде
Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

О работе советской контрразведки в блокадном Ленинграде написано немало, но повесть В. А. Ардаматского показывает совсем другую сторону ее деятельности — борьбу с вражеской агентурой, пятой колонной, завербованной абвером еще накануне войны. События, рассказанные автором знакомы ему не понаслышке — в годы войны он работал радиокорреспондентом в осажденном городе и был свидетелем блокады и схватки разведок. Произведения Ардаматского о контрразведке были высоко оценены профессионалами — он стал лауреатом премии КГБ в области литературы, был награжден золотой медалью имени Н. Кузнецова, а Рудольф Абель считал их очень правдивыми.В повести кадровый немецкий разведчик Михель Эрик Аксель, успешно действовавший против Испанской республики в 1936–1939 гг., вербует в Ленинграде советских граждан, которые после начала войны должны были стать основой для вражеской пятой колонны, однако работа гитлеровской агентуры была сорвана советской контрразведкой и бдительностью ленинградцев.В годы Великой Отечественной войны Василий Ардаматский вел дневники, а предлагаемая книга стала итогом всего того, что писатель увидел и пережил в те грозные дни в Ленинграде.

Василий Иванович Ардаматский

Проза о войне / Историческая литература / Документальное