Сказка о нездешнем городе

— Эх, Симплициссимус, не будь тебя, занял бы я весь дом!

На что Симплициссимус отвечал избитым афоризмом:

— Всяк сверчок знай свой шесток!

Как я уже сказал, Табулус был торговцем и имел своеобразный талант в этом деле. Он торговал буквально всем и поставил свое предприятие на широкую ногу, что не исключало, однако, некоторой возвышенности его наклонностей. Именно вследствие этой возвышенности он и терпел над своей головой Симплициссимуса. Нет, не надо думать, будто Симплициссимус был поэтом либо мыслителем. Поэтов и мыслителей в Нездешнем городе не было вообще, поскольку Канон запрещал слишком сильно отрываться от земли. Но Симплициссимус за свою жизнь сменил огромное количество занятий, что, по мнению Табулуса, свидетельствовало о постоянной работе ума. Как бы там ни было, в настоящее время работящий ум Симплициссимуса привел его к вынужденному безделью. Он жил пока на накопленные средства, ожидая, когда же они наконец закончатся, чтобы с новыми силами испробовать себя на каком-нибудь не испытанном еще поприще. Оставалось, правда, неясным, есть ли в Нездешнем городе такое поприще. Симплициссимус перепробовал все ремесла, все виды торговли, занимался земледелием, заседал в магистрате, был судьей, прокурором, адвокатом, и вообще кем только он не был! Вот этим-то непостоянством и заработал Симплициссимус глубокое уважение Табулуса.

Как-то вечером, в то время, когда Циркулус был уже в изгнании. Квипроквокус — в необъяснимых с точки зрения здравого смысла бегах, а Лапсус — неизвестно где и на верхней палочке буквы «Г» светились всего два окна, Табулус, поднявшись по скрипучей лестнице, постучался к Симплициссимусу.

— Кто там? — заинтересованно спросил хозяин.

— Сосед к соседу, — чопорно отрекомендовался гость. Симплициссимус открыл дверь и впустил Табулуса.

— Я к тебе по вопросам бытия, — начал Табулус, располагаясь в уютном кресле.

— Всегда рад. — Хозяин был суховат.

— Чем живешь, сосед?

— Надеждами.

— Смешно жить надеждами. Нечем жить, так вступай ко мне в долю. Деньжата-то еще не перевелись?

— Ты, кажется, пришел по вопросам бытия?

— О них и толкую. Вернулся из лавки, брюхо набил, посмотрел в окно пусто на нашем проспекте Великого Переселения, темно… Дай, думаю, поднимусь к соседу, может, из его окна чего-нибудь увижу.

— И что увидел?

— Кислую рожу Симплициссимуса!

— Стоило ли подниматься?

— Спуститься никогда не поздно. Только знаешь что? Давай спустимся вместе!

— Что я у тебя не видел? Если из моего окна ни черта не разглядишь, то из твоего и подавно. Разве что булыжники на нашем проспекте…

— А мы не станем глядеть в окно, а выйдем на те самые булыжники и поищем что-нибудь на них.

— Вот ты о чем… Не надо, Табулус, ночные прогулки не одобряются Каноном.

— Да ты будто первый год в нашем городе живешь! Неужели тебе нужно объяснять, что на Канон можно плевать, оставаясь при этом честным канониром, только плевать нужно аккуратно и в собственный карман, чтобы не загрязнять нездешнегородские улицы.

— И все-таки я тебе не попутчик!

— Ты что, Симплициссимус, не узнаю тебя… Ты заболел?

Симплициссимус ответил не сразу. Некоторое время он молчал, мусоля в голове какую-то тревожную мысль.

— Да нет, просто хочу жениться. А магистрат может не зарегистрировать брак с человеком, разгуливающим ночами по городу.

— И очень хорошо сделает! К чему тебе женитьба? Я, например, не знаю, как от своей жены избавиться!

Симплициссимус деликатно промолчал, стараясь не выдать волнение.

— Мой тебе совет, — продолжал ничего не заметивший Табулус, — если хочешь жениться, то придумай себе жену, как сделал наш Циркулус, и будешь самым счастливым из всех счастливых канониров.

— Да, интересный был человек, — задумчиво сказал Симплициссимус, глядя в черное окно.

— Почему был? Я думаю, он и после всей этой нелепой истории жив, здоров и вполне доволен жизнью. Я завидую таким людям, что бы с ними ни случилось, они ничего не воспринимают всерьез. А действительно, что ему волноваться, все свое он всегда носит с собой. А еще, честно и между нами говоря, я вдвойне завидую ему, потому что он сумел выбраться из нашего города.

Табулус замолчал, видя, что Симплициссимус никак не реагирует на его слова. Тот по-прежнему не отрываясь смотрел в окно, словно пытаясь угадать в темноте очертания дома Циркулуса. Табулус встал:

— Ладно, пойду спать.

— Погоди… Пойдем прогуляемся перед сном.

— Вот тебе и раз! Ты же только что хотел жениться!

— Канон в отличие от тебя видит разницу между ночной прогулкой и вечерним моционом…

Прихватив с собой фонарь, друзья спустились вниз и вышли за дверь. Едва переступив порог, они окунулись в черную плазму ночного города, где ни зги, ни путеводной нити. Табулус хлопнул себя по карманам:

— Я, кажется, оставил у тебя спички.

Его голос был сырым и незнакомым.

— На, возьми мои. — Симплициссимус протянул руку в темноту и держал ее некоторое время, пока не почувствовал, как его кисть обхватили липкие пальцы Табулуса.

— Ты что, сосед?

— Да нет… Здесь очень душно.