Сказка о ночном музыканте

У девушки под музыку крутилось.

Похоже, волшебство с неё сошло.

Ещё совсем немного оставалось.

В дверь и окно не бились, а скреблись.

«Впустите! Умираю!» – раздавалось.

Слова уж без притворства полились.

Возможно, кто недоброе замыслил,

Как говорила бабушка во сне,

Терял своё реальное обличье,

Под дверью растворяясь в темноте.

Стоящий стон настолько был ужасен,

Что сердце на кусочки разрывал.

Но этот крик был получеловека,

И это каждый в доме понимал.

Им нужно было ждать явленья солнца,

Чтоб каждый луч поднялся в полный рост,

Не допуская тем проникновенья

Сил тёмных, что пытались сунуть нос.

При третьих петухах всё тут же стихло.

Спасённая, приблизилась к отцу,

Прижалась нежно и заговорила:

«Спасибо музыканту и Творцу!»

Потом ладонь раскрыла, предоставив

Возможность сесть поближе соловью,

Погладила его, поцеловала,

А тот вновь песню ей пропел свою.

Все спать легли. В дому была прохлада.

Она ещё держалась от игры.

Сквозняк от духоты делать не надо.

Не страшно, что закрылись до поры.

Когда Давид очнулся – было жарко.

Он явно уже что-то пропустил,

Ведь кто-то настежь отворил оконце,

И двери в дом широко растворил.

И всё бы ничего, но музыканту

Вдруг захотелось выпить молока.

Но в дареной ему пастушьей крынке

Всё скисло, что не сделать и глотка!

Ответ само собою напросился.

Пока он отдыхал, явился гость.

Невидимо прокрасться в дом под крышу

Ему не ясно как, но удалось.

А этот день последний был и главный.

Как всё же неразумен был старик!

Обрадовавшись появленью дочки,

Он допустил, что кто-то в дом проник.

Красавица качалась на качелях,

Возможно вспоминая, как жилось

Прекрасно до сердечного сближенья…

Ведь именно тогда всё началось.

Давид спросил: «Где батюшка? Давно ли

И для чего раскрыто так жильё?

Припрятаны ли вами веретенца?

Иначе ведь напрасным было всё».

А девушка ответила: «Не бойся.

Сундук вскрыть может только соловей.

Он улетел за тонкою рубахой,

Что я должна расшить рукой своей.

Отец пошёл за красящей травою,

А также, чтобы ягод подсобрать.

В три цвета я должна окрасить нити

И после лишь узоры вышивать!»

Давид в оттенках красок разбирался,

О каждом без сомнения б сыграл.

Но сам процесс окрашиванья нити

Не видел, и поэтому не знал.

Не притворяясь, он признался деве:

«О каждом цвете много знаю я.

И даже кто, какой цвет излучает.

Оранжевый исходит от тебя.

Но с мастерством окрашивать изделья,

Признаюсь, не был ранее знаком.

Надеюсь, что сегодня ты покажешь,

Какой травою красишь, иль цветком…»

«А тут мудрить не надо. Даёт зелень

Мохнатая крапива и пырей.

Они как сорняки растут повсюду.

Собрать их можно даже у дверей.

Душица и крушина в красный красит,

А в жёлтый – лист берёзы и полынь.

В цвет синий – василёк и ежевика.

От ягод бузины бледнее синь.

В коричневый – кора ольхи, крушины

И луковые листья шелухи.

Кувшинок корни серым напитают,

А толокнянка носит цвет земли.

Но это лишь мельчайшая частичка

Возможностей. Тебе это зачем?

Твоё призванье восхищать игрою.

Такой талант дарован ведь не всем!»

«Спасибо, что немного просветила.

Но мы с тобою говорим сейчас

Наверно не о том. Дом отворили,

И что-то нехорошее ждёт нас.

Внутрь не входи. Прикрой окно снаружи.

Я в обереге и не пропаду.

А ты всё время пребывай на солнце,

Не смей скрываться в тень иль полутьму!»

Давид вошёл в избу, надеясь слухом

Воспользоваться именно теперь.

Он не играл – как прежде, просто слушал,

И всматривался, словно дикий зверь.

Приглядывался – всё ль ему знакомо?

Вся утварь была вроде на местах.

Поймать что изменилось, одним взглядом,

Непросто, если внутрь закрался страх.

Тот, кто живой, но всё-таки невидим,

Укроет тело, но не сердца стук.

И юноша, ступая осторожно,

Пошёл, ища знакомый, схожий звук.

Не зря учитель настоял, прослушать,

Как на пути возможно различать

Людей по тонам внутренних ударов,

Они ведь могут много рассказать.

У стенки, где сундук стоял – спокойно,

Как и в восточном и святом углу,

Где были установлены иконы.

Всё было тихо, кажется, в дому.

Однако еле-еле уловимо,

Под полом раздавалось: тук, тук, тук…

Давид увидел приоткрытый подпол.

Шёл именно оттуда этот звук.

Кто прятался там, было неизвестно,

А потому не стоило и лезть.

Звук говорил, что недоброжелатель,

С коварным, зачернённым сердцем здесь.

Бороться с ним, не зная чародейства,

Давид не смел. Его маг остерёг.

Он подпол затворил, подпёр ухватом,

Чтоб доски приподнять злодей не смог.

А сам пошёл предупредить девицу,

Что в доме без отца ходить нельзя.

В избе под полом кто-то притаился,

И нужно остеречь, теперь себя.

Ему уйти на луг необходимо.

Вернуться к пастуху он обещал.

Быть может, тот подскажет и поможет,

Раз обо всём и раньше что-то знал.

Давид сказал: «Мне нужно отлучиться.

Прошу не выпускайте никого,

Кто в подполе сидит. Покорно ждите

С прогулки возвращенья моего.

Я повторяю, будьте осторожны.

Сегодня самый главный для вас день.

Прошедшая ночь в красках показала

Наличие мешающих людей».

Девица знала, что поторопилась.

Но ей так захотелось подышать

На воздухе открыто, полной грудью.

Не век же прялкой у окна стоять.

Её судить не каждый бы решился.

Кто знает жизнь, мог девушку понять.

Другой вопрос, что действием бездумным

Подобный шаг всё может поломать.

Ругаться было просто бесполезно.

Поэтому в отчаянье Давид,