— Фикус! — слишком громко воскликнула она, и с соседних парт тут же зашипели, чтобы они перестали привлекать внимание. Ада вжала голову в плечи и хихикнула.
— Какой фикус?
— Подъездный осужденный. Кто-то выкинул, а я его иногда поливаю, когда не опаздываю.
Дима горячо закивал.
— Да, да, скорее всего, это его жительница. Тогда ты её не уничтожила, слегка оглушила и вернула обратно в цветок. Ну и крепко же она к тебе привязалась!
Ада на секунду застыла в ощущении неопределенности — вот лектор вещает что-то про семью как малую группу, а они обсуждают как реальность существование фикусной феи. От абсурдности ситуации она снова хихикнула и на непонимающий взгляд Димы только покачала головой.
Ну и пусть, если это и правда не галлюцинация, то её мир становится только интереснее рядом с ним.
— После пар поедешь домой? — спросил Дима в перерыве.
— Вообще мне надо в книжный, у меня нет тетради для семестрового проекта.
— Тогда я пойду с тобой, а потом можем сразу двинуть на сходку.
Ада против воли расплылась в широкой улыбке. Приходить в незнакомую компанию вместе с кем-то куда приятнее, чем одной. А то, что её больше обрадовало даже не это, она решила опустить.
Улица встретила их легким ветерком и запахом дыма. В центре города, где были только парки разной степени благоустроенности, этот совершенно дачный запах казался инородным.
Дима закурил, и ветер подхватил кольца дыма, развеивая их над клумбой с огненными бархатцами.
— Ну что, идем? — спросила Ада, перевязав распустившиеся шнурки своих конверсов. Дима кивнул, и они направились по аллее мимо Сковородки и памятника юному Ленину к Униксу.
— Знаешь, я уже давно так ни с кем легко не болтал, — поделился Дима, выкидывая окурок в урну. — Ну кроме Олеси, конечно, но это другое дело.
Ада почувствовала, как внутри екнуло, и каким-то чужим голосом спросила:
— Это твоя девушка?
Дима кивнул.
— Она хорошая, но мы всё-таки очень с ней разные. А ты как будто понимаешь, о чем я думаю, и говоришь это прежде, чем я могу сформулировать мысль.
Ада правда понимала, о чем он — будто между ними протянули телефонный провод, и теперь по нему свободно могли ходить в обе стороны мысли и идеи.
— Ты слышала про теорию соулмейтов?
— Нет.
— Родственные души. Говорят, что такое возможно только раз в жизни, и не всем везет — твой соулмейт может только родиться, когда ты уже умираешь.
— Скажи ещё, что ты веришь в перерождения.
— А ты разве нет?
Они медленно спускались по Университетской, то и дело уступая дорогу тем, кто поднимался к университету. Солнце скрылось за легким облаком и тут же вышло обратно.
— Я никогда не думала об этом всерьез. Да и родители как-то нас так воспитывали, без религии, что ли.
— Моя мама православная, всё детство таскала в церковь, пока я не стал под разными предлогами отказываться туда идти. Потом она смирилась и отстала, но никогда не забуду эти заунывные песнопения, — Дима словно сбросил какой-то груз, поделившись этим воспоминанием.
— А наши с братом родители — верующие атеисты.
— Это как?
— Крестились во взрослом возрасте, но ничего не соблюдают и не особо и верят в Бога.
— А ты сама?
— А у меня с Ним затяжной конфликт, — выдохнула Ада. — Я в него не верю, пока он не покажет, что мои просьбы до него доходят.
— Подростковый бунт, значит, — расплылся в улыбке Дима. — А в иной мир, получается, тебе поверить легче?
— Я верю только в то, что могу увидеть своими глазами.
Перейдя дорогу, они завернули мимо ГУМа к повороту на Пушкина и переходу. На город опускался вечер, и ранние сентябрьские сумерки уже скрадывали яркость солнечного света.
В переходе играли на скрипке. Ада не сразу разобрала тему Рохана из «Властелина Колец», зато Дима прямо-таки просиял.
— Вот это знак! — воскликнул он и тут же потащил Аду за собой, чтобы послушать музыканта поближе. У него даже нашлась мелочь в карманах, чтобы отблагодарить того за мелодию, которую сыграл без ошибок.
— Знак чего? — поинтересовалась Ада, когда они уже поднимались из перехода ко входу в «Кольцо»[18].
— Что всё правильно.
В торговом центре, как всегда, играла слишком громкая музыка, бродили толпы никуда не торопящихся людей, а на эскалаторах приходилось стоять и ждать подъема без возможности обойти других.
Ада любила бывать в местном книжном. Бродить среди бесконечных полок и перебирать яркие издания знакомых и незнакомых книг, рассматривать разнообразные закладки и подарочные пакетики, открытки и канцтовары. Но в компании это оказалось куда веселее.
— Давай, загадывай страницу, — сказал Дима, прикрывая от Ады обложку книги.
— Триста девяносто четыре, — гадая, поймет ли он отсылку, ответила она. — Третья сверху строка.
— А кто это у нас тут фанат «Узника Азкабана»[19]? Ладно, вот что тебя ждет: «Что такое подвешивание?».
Ада вырвала у него из рук книгу и тут же скривилась.
— «Пятьдесят оттенков серого», серьезно?!
Дима расхохотался так радостно, как будто шутка и впрямь удалась. Ада молча вернула книгу на полку и всё же не удержалась от ответного смеха. Ей бы и в голову не пришло даже брать в руки этот шедевр, тем более на нем гадать.