Сказка о принце. Книга первая (СИ)

- Не верю, - так же шепотом пробормотал Патрик и, улыбаясь, поднял исхудавшее, бледное лицо, подставил солнцу, закрыл глаза. – Вот не верю. Ты с ней неделю назад виделся.

- Неделю! – фыркнул Ян. – Это вечность для человека, который любит.

- Неделя – не вечность. Вот если месяц… нет, меньше, кажется… когда я у нее был последний раз? - он принялся подсчитывать что-то тихонько. – Да, верно, двадцать четыре дня.

- Не двадцать четыре, а двадцать девять, - поправил его Ян. – Еще пять дней ты не помнишь…

- Да, в общем, без разницы, - отмахнулся принц.

- И потом, вы же виделись. Она ведь приходила к тебе, когда ты в бараке валялся.

- Это разве виделись, - вздохнул Патрик. – Ну, если и так, ну пусть не месяц, меньше… две недели, Боже правый! Я извелся там, в карьере этом.

- Кто ж тебе виноват, - пожал плечами Ян. – Скажи спасибо, что жив остался. Тебя ведь и прикончить могли, и совсем не начальство. После этой твоей выходки нам всем туго стало, закрутили так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Хорошо, что Штаббс тебя в карьер упрятал.

Волна прокатилась по толпе – каторжники опускались на колени. Священник уже слегка осип.

Патрик вдруг рассмеялся.

- Штаббс мне ни черта не поверил. Так и сказал: я, говорит, уверен, что вы замышляли вовсе не побег.

- Немудрено, - отозвался Ян. – Только полный идиот – каким, кстати, ты и являешься, твое высочество, - соберется бежать фактически зимой, не взяв с собой ни еды, ни теплой одежды. Тут и дурак догадается. Наверняка он и расследование провел.

- Штаббс не дурак, - задумчиво сказал принц. – Но как раз потому, что он не дурак, он и не станет… искать на свою голову неприятностей. Ему проще было объявить меня беглецом, чем разбираться. Знаешь… порой мне кажется, что он догадывается… или знает… о нас с Магдой.

- Кто знает, - пожал плечами Ян. – Но, наверное, ты прав. И потом, я думаю, что Штаббс… словом, он пытается усидеть на двух стульях. Жизнь ведь длинная, и неизвестно, каким боком может повернуться. А вдруг тебя действительно оправдают? А он, наверное, надеется отсюда вырваться. Если ты вернешься в столицу, ты можешь и не забыть о нем, и тогда…

- Ты говоришь теми же словами, что и Магда, - тихо ответил Патрик. – Может, и так. Но мне не важно. Главное, что она не пострадала.

- Она хоть спасибо-то тебе сказала? – хмыкнул Ян.

- А как же, - улыбнулся Патрик. – Так выразилась, что уши в трубочку свернулись – нечего, мол, было геройствовать.

- Хоть что-то умное она сказала, - угрюмо проговорил Ян. – Нет, ну надо же таким дураком быть! Расскажи ты все – ну, что бы ей сделали? Лекарка ведь, одна на весь лагерь, вряд ли сильно наказали бы. Да и само по себе дело яйца выеденного не стоит – подумаешь, баба. Нет же, надо было честь дамы защитить… рыцарь, мать твою!

- Янек, уймись, - попросил Патрик, улыбаясь. И вздохнул, перекрестившись: - Скорее бы уже…

- … Аминь, - раскатисто заключил священник – и закашлялся.

Рядом загомонили, крестясь, задвигались.

- Ну, я пошел, - деловито сказал Патрик, поднимаясь с колен. – Сейчас буду расписывать солдату у выхода, как у меня голова болит… нет, скажу – руку ушиб.

- Ты опять, что ли, к ней? – изумился Ян. – Тебе мало было? Тебя же еще ветром шатает. Подумай о себе, а не о ней, рыцарь чертов. Если тебя здесь прикончат, Магда утешится быстро… - Патрик вскинулся, но Ян махнул рукой. - Хочешь – иди, пожалуйста. Но в этот раз я не стану мешать тем, кто хотел ночью тебя прирезать.

- Не кипятись, - примирительно попросил Патрик и положил худую ладонь на рукав друга. – Лучше посмотри – вон Вета идет…

Ян машинально одернул потрепанную куртку и в нетерпении шагнул навстречу ломкой черной фигурке.

Все это время друзья, словно по уговору, ни словом не обмолвились о происшедшем. Попытки побегов случались в руднике ежегодно и едва ли не по десятку каждую весну, и после каждой из них охрана ужесточалась до осени, когда мокрядь и непролазная грязь, а затем морозы лишали каторжников охоты к перемене мест. Все успокаивалось – до будущей весны. Больше всего, однако, не везло тем, кто пытался бежать первыми и бывал пойман – на таких ополчался весь карьер, считая, что именно они виной ужесточению режима. Бывало, что несчастных убивали ночью, и начальство не принимало мер к поимке виноватых. В этот же раз каторжники ополчились на неудачника с особенной яростью – мало того, что пытался бежать первым - так еще и благородный. Но отчасти по этой причине его и не убили свои же – в те первые дни, когда он валялся в беспамятстве, хотя сделать это было не особенно сложно. Среди каторжников было достаточно таких, кто, как и комендант Штаббс, надеялся на непредсказуемость судьбы. А вдруг завтра случится чудо?